Шрифт:
Закладка:
Бледнел Всеволод, когда читал грамоту Гертруды, понял он внезапно, что она хочет. Понял, но отогнал прочь скверную мысль.
«Не знаю ничего и знать не желаю!» — подумал, весь исходя холодным потом.
Что за грех совершил Якоб, он прекрасно помнил. Говорили, залечил немец князя Мстислава, сына Изяславова, в Полоцке. Впрочем, ни в чём Якоб, скорее всего, не был повинен — умер Мстислав не от хвори, а совсем от другого. Но Гертруда, видно, так сумела представить смерть первенца, что перепугался Якоб и ходит теперь у неё в подручных, ведает: если что сделает не так, тотчас вспомнят Мстиславову кончину.
«Хитра, гадюка!» — думал Всеволод, бросая харатью в печь.
— Что хочешь от меня? — грозно сведя брови, спросил князь немчина.
— Знаю я, светлый князь, что издавна страдает брат твой, князь Святослав, да пошлёт ему Господь здоровья, язвами гнойными. Видно, кровь у него плохая. Я же, светлый князь, умею язвы эти лечить. Мази имею. Резать нарывы тоже искусен. Вот, думаю, помог бы ты мне ко князю Святославу...
Всеволод взмахом руки остановил его тихую речь. Всё тело князя содрогнулось от страха, он перекрестился и прошептал:
— Прости, Господи! Ради блага, ради блага Руси мыслю!
Вслух он твёрдо отмолвил, отводя взор:
— Хорошо, лекарь. Поедешь с грамотой к княгине Оде... Нет, ко княгине не надо! — Вспомнились вдруг испуганные серые Одины глаза в палате на совете. — Не так сделаем, не сразу. Вначале ты меня будто бы от огненного жженья вылечишь. Травами там, настоями. Слух пустим о твоём искусстве. А потом и грамота будет. Так вернее.
Маленький, робкий человечек стоял на коленях, подобострастно улыбался и лобызал Всеволоду ладонь.
Глава 68
НЕВЕСТА ДЛЯ СЫНА
Вихри кружила за окнами зимняя вьюга; то стихая, то снова с яростным завыванием свистел лютый ветер; гнулись под его неистовыми порывами белые, будто окованные серебром, стволы берёз в саду за оградой; подымались высокие клубы и носились в воздухе, обсыпая снегом проезжих путников, крыши домов, деревья, заборы.
Владимир, усталый с мороза, смахивая с шапки и кожуха снег, улыбался, кивал отцу, мачехе, маленьким брату и сестре, говорил, чуть хрипя, бодрым голосом:
— Разошлась зимушка. Хлад лютый да ветрище — хуже не придумаешь. Мчал из Турова, коней не жалел. В лесу — там ещё терпимо, а как выехал в поле — до костей мороз пробирает.
...После сытного обеда, сидя в горнице у печи, отдохнувший Владимир слушал, как всегда, неторопливую, тихую, взвешенную отцову речь:
— Большой стал ты, сын, — говорил князь Всеволод. — Уже и в бою, и на переговорах с ляхами отличился, показал и ум свой, и смелость, и осторожность, где надо. Знаю также: за хозяйством в волостях своих строго следишь, не допускаешь нигде лихоимства, порушения законов. Вот думаю теперь: жениться пора тебе пришла.
— Жениться?! — Владимир никак не ждал, что об этом пойдёт разговор. На обветренном лице молодого князя промелькнуло изумление.
— Да, сын. Получил давеча грамотицу от сестры Елизаветы. Пишет, есть в землях полуночных дева пригожая, Гида, королевна английская. Говорят, красива, и умом сверстна. Вот и подумай, сын...
— Се Гарольда, что ль, дочь? Того, которого нурманы убили? Помнишь, сказывал ты как-то.
— Его, сын, его.
— Гоже ли мне, князю, на беглянке какой-то... — пожимая плечами, начал Владимир, но отец тем же ровным голосом твёрдо перебил его:
— Не в том суть, что беглянка. Ты не торопись. Подумай лучше так: приедет королевна не одна, за ней приданное богатое дядя её, король датский Свен, даёт — это первое. Второе — не худородна невеста, всё-таки королевская дочь. Но главное иное. Вот ты посмотри: сидишь в своём Турове, среди болот, в воле Святославовой ходишь. Ни силы у тебя великой ратной под рукой, ни волостей нет богатых. А чем на Руси славен, чем силён любой князь? Дружиной, воинами удатными. Мы с тобой дружины сильной не имеем, не можем Святослава и сыновей его устрашить. А с королевной вместе приедут на Русь англы, те, что от нурманов ушли. Их, верно, немало, и даны с ними многие. Все они крепкие воины, люди бывалые. Тут и Святослав задумается, прежде чем волости у нас с тобой отбирать.
Владимир, опустив голову, молчал. Видно было, что молодой князь взволнован, неожиданен был для него этот разговор. Вдруг вспомнилась сероглазая красавица Роксана, чуть наклонённая набок её головка в разноцветном плате, и слова, то ли насмешливые, то ли серьёзные: «Ожениться те нать, князюшко».
Она права, и прав отец, как обычно, рассудительный, спокойный, твёрдый. И пусть лучше, воистину, будет его супругой высокородная королевна, чем какая-нибудь боярская дочь. Но лучше ли? И женившись, забудет ли он, Владимир, Роксану, с её небывалой неземной красотой?
Чувствуя, что сын колеблется, Всеволод сказал:
— Пойми, Влада. Я вот ведь тоже, когда мать твою брал в жёны, до свадьбы её и в глаза не видел. Это наш крест, наша судьба. Не блуду же с дворовыми девками князю предаваться, и не через забор к боярским жёнам лазить, порты обдирая. То — срам, стыд. А здесь — почёт, власть; земли нашей, рода нашего прославление. Ну, решайся, сын.
— Да, отец, — выдавил из себя Владимир.
Он поднялся с лавки и стоял перед Всеволодом — сухой, прямой, гордый, исполненный решимости, отбросивший прочь сомнения.
Всеволод улыбнулся, обхватил его за плечи, прижал любимое чадо к груди.
Промолвил строго:
— Нынче послов в Данию отошлём. Поедет боярин Яровит, муж умный, хитрый, в таких делах искусный. По осени, думаю, ожидать можно будет на Руси королевну.
У Владимира в груди отчаянно колотилось сердце. Он сжимал уста, старался успокоиться, но никак не мог.
Наступала для него волнительная пора предвкушения нового, неизведанного, он устремлял взор в будущее, пытался представить себе невесту, но всё стояла перед ним улыбающаяся солнцеликая Роксана, и звучали в ушах её слова: «Красавица, да не твоя».
Глава 69
НЕЖДАННАЯ ВСТРЕЧА
Под
