том, что он расстроен, это было свидетельство того, насколько серьезно он относился к моменту. На сердце у нее вдруг стало тяжело, она осознала, как долго он ждал: их роман был лишь секундой в его долгой жизни и бóльшую ее часть он провел в одиночестве, тоскуя по близким отношениям, по взаимной любви, и миг, когда их губы встретились, положил конец бесконечной пустоте внутри его.

Аид обхватил ладонями ее лицо, а она взялась за его запястья и улыбнулась.

– Я тебя люблю, – сказал он и прижался к ее губам своими.

Поначалу она решила, что на этом он и закончит их поцелуй – простой и милый, перед всем подземным миром, но потом его рука переместилась на затылок, а второй он обвил ее талию. Его язык скользнул ей в рот, и богиня приоткрыла губы, на мгновение улыбнувшись, перед тем как он перешел к глубокому поцелую.

Души вокруг них зааплодировали.

– Вам пора уединиться! – завопил Гермес.

Когда Аид отстранился, на его лице играла ухмылка, и он наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб, а потом взял за руку. Они повернулись к огромной толпе.

– Позвольте мне представить Аида и Персефону, царя и царицу подземного царства.

Их оглушили крики восторга и аплодисменты. Аид повел Персефону по проходу, который показался ей намного короче, когда она впервые пошла по нему. Когда они оказались за рядом деревьев, он притянул ее к себе и снова поцеловал.

– Я никогда не видел никого прекраснее тебя, – сказал он.

Ее улыбка стала еще шире.

– Я тебя люблю. Очень.

– Пойдемте, – произнесла Геката, подойдя к ним.

Она использовала свою магию, чтобы перенести их, и повела в библиотеку.

– У вас есть несколько минут, чтобы побыть наедине, а потом я вернусь, чтобы забрать вас на гулянья, – сказала Геката у дверей. – И если бы я была на вашем месте, то не стала бы снимать одежду. – Она на мгновение умолкла, а потом добавила: – И держала бы ноги на земле.

Когда дверь за ней закрылась, Аид взглянул на Персефону.

– Это, – сказал он, – прозвучало как вызов.

Персефона изогнула бровь:

– И ты готов его принять, муж?

Услышав эти слова, он закрыл глаза и выдохнул.

– Ты в порядке?

Он ответил, не открывая глаз:

– Повтори еще раз. Назови меня своим мужем.

Она улыбнулась:

– Я спросила, готов ли ты принять вызов, муж?

Аид открыл глаза.

Они потемнели от синих до черных, в них горело желание. Он потянулся к ее бедрам и сжал в ладонях шелк ее платья.

– Я, конечно, хочу тебя сейчас, – произнес он. – Но у меня есть планы для нас на эту ночь.

Персефона скользнула ладонями по его груди и обвила руками шею.

– Это будет… что-то новое? – уточнила она.

Аид приподнял бровь:

– А ты хочешь… чего-то нового?

– Да, – прошептала она.

Аид взял ее за руку и поцеловал внутреннюю сторону запястья.

– И что же ты желаешь попробовать?

Она сглотнула:

– Связывание.

Глава XXXII

В море звезд

Геката забрала их из библиотеки и отвела к входу в бальный зал. Из-за дверей до них донесся голос Гермеса:

– Позвольте представить вам лорда и леди подземного царства, царя Аида и царицу Персефону.

Персефона была уверена, что никогда не устанет от своего имени, произносимого вместе с именем Аида. Когда двери распахнулись, она встретилась со своим народом – всеми душами подземного царства, которых так полюбила. Они снова аплодировали и восторженно кричали, когда Аид с Персефоной вышли к толпе, что заполняла все пространство вокруг, перетекая во двор. Там они остановились, и здесь, под небом подземного царства, перед всеми душами, новыми и старыми, Аид притянул Персефону к себе.

Тихо играла музыка – завораживающая мелодия, которая будто связывала их друг с другом.

– О чем ты думаешь? – спросила Персефона.

– Я думаю о многих вещах, жена, – ответил он.

– Например?

Уголки его рта приподнялись.

– Я думаю о том, как я счастлив, – сказал он, и от этих слов у нее потеплело в груди. И все же Персефона изогнула бровь:

– Это все?

– Я не закончил, – он притянул ее к себе, наклонившись так, что их щеки прижались друг к другу, а его дыхание обдавало теплом ее ухо. – Мне интересно, увлажнилось ли уже твое лоно. Напрягся ли от желания низ живота. Фантазируешь ли ты о сегодняшней ночи так же, как я, и настолько ли грязны твои мысли?

Когда Аид отстранился, Персефона была пунцовой, и все ее тело пылало. И все же она продолжала смотреть ему в глаза, а когда музыка закончилась, они остановились в центре двора. Персефона вытянула шею и, почти касаясь его губ своими, ответила:

– Да.

Его глаза потемнели, и богиня улыбнулась, но ее внимание тут же отвлекла группа детишек, попросивших ее о танце. Она отошла от Аида и взяла за руки детей – они двинулись хороводом по двору, не попадая в ритм и толкаясь. Но Персефоне было все равно – она смеялась, улыбалась и чувствовала столько радости, сколько не ощущала уже долгие месяцы.

Одна песня закончилась, началась другая, и дети разбежались кто куда, чтобы поиграть друг с другом.

– Можно пригласить вас на танец, царица Персефона?

Она повернулась и увидела Гермеса, согнувшегося в низком поклоне.

– Конечно, лорд Гермес, – ответила она, приняв его протянутую руку.

– Я так горжусь тобой, Сефи, – сказал он.

– Гордишься? Почему?

– Ты отлично показала себя сегодня перед олимпийцами.

– Думаю, я нажила себе врагов.

Он пожал плечами и закружил в танце:

– Иметь врагов – общепринятая истина. Это значит, что ты борешься за нечто действительно стоящее.

– Знаешь, – сказала Персефона, – вот сколько в тебе юмора, Гермес, столько же и мудрости.

Бог заулыбался:

– Еще одна общепринятая истина.

После Гермеса Персефона потанцевала с Хароном, но, когда перед следующей песней она оказалась лицом к лицу с Танатосом, ее улыбка исчезла.

Он был бледен, прекрасен и казался немного печальным.

Бог кивнул ей:

– Леди Персефона, вы со мной потанцуете?

Танатос не подходил к ней с того самого дня, когда сказал, что ей нельзя видеться с Лексой. Стоять перед ним теперь было как-то неловко.

Она замешкалась, Танатос это заметил и добавил:

– Я пойму, если вы решите мне отказать.

– Я не ожидаю, что ты будешь добр ко мне потому, что я твоя царица, – сказала она.

– Я прошу вас потанцевать со мной не потому, что вы моя царица. А для того, чтобы я смог извиниться.

– Тогда извинись, и мы потанцуем.

Он нахмурился. В его глазах светилась искренность, когда