Шрифт:
Закладка:
— Думаю, несчастный отчаянно сопротивлялся своему противнику, — сказал он Майклу. — Возможно, пытался вырвать у него оружие, которым тот нанес удар. Кровь на его руках принадлежит не ему, а убийце. Она не могла попасть сюда из его раны.
— Ты уверен в этом? — спросил Майкл, сочтя это утверждение несколько странным.
— Не совсем. Я бы предложил тебе тщательно осмотреть руки всех наших подозреваемых, но, боюсь, к этому времени преступник уже успел смыть кровь.
— Примерно так же, как собираешься сделать и ты, — сказал Майкл. — Вот идет Джеймс с водой, которую ты просил принести.
Лицо Джеймса вновь обрело свой обычный цвет, и, передав лекарю кувшин с водой, он попятился к отцу, будто опасаясь, что Джоан может обвинить его в еще одном преступлении. Джоан сидела рядом с Эскилом, который тихо плакал, а Доул в это время стоял у очага и ворошил остывшие угли носком сапога. Когда несколько углей рассыпались по полированному полу, Хог громко вздохнул.
— Прекратите, отец! — гаркнул он на священника. — Мне потребовалось много сил и времени, чтобы привести в порядок этот пол. И я давно уже вас просил снимать шпоры при входе сюда. От металла на полу остаются большие вмятины, которые мне приходится устранять с помощью специального резца. — Он так энергично взмахнул инструментом, что Бартоломью испугался, не намерен ли Хог воткнуть его в грудь или спину Доула.
— Когда вы видели Уильяма в последний раз? — спросил Майкл, когда Доул уже собирался разразиться грубой тирадой в адрес бейлифа, чтобы окончательно вывести того из себя. Майкл не хотел тратить время на еще одну бесполезную ссору.
Эскил поднял на него заплаканное лицо.
— После того как вы ушли в монастырь поздно вечером, мы с Уильямом еще какое-то время упражнялись во дворе в фехтовании. Он взял меч Лимбери, а я бился своим. Доул стоял рядом и наблюдал за нами. Потом Уильям ушел к себе домой, а мы с Доулом остались здесь и немного поговорили. Проснувшись рано утром, я спустился вниз и увидел…
— Что Уильям уже холодный и застывший, — сказал Бартоломью Майклу, заполняя неожиданно возникшую паузу. Рыцарь все еще пребывал в шоке и не мог продолжать свой рассказ. — Вероятно, он умер еще ночью.
— Мой дом находится неподалеку от приората Иклтон, — начал Доул, продолжая рассказ. — Поговорив с Эскилом, я отправился к себе, но поскольку живу один, то вряд ли кто-нибудь подтвердит мои слова. Однако Эскил тоже остался один, поэтому и за него никто не может поручиться. Могу лишь заверить вас, что мы не убивали своих боевых товарищей. Не убивали Лимбери и не убивали Уильяма.
— Но вы недолюбливали Уильяма, не так ли? — спросил Майкл, пристально наблюдая за ним. — И постоянно ругались.
— Да, я действительно не любил его, — признался Доул. — Лимбери не следовало брать его викарием Иклтона. У него не было призвания к такого рода деятельности, а жители деревни заслуживают настоящего священника.
— А у вас такое призвание есть? — спросил Майкл. — И несмотря на это, вы вожделенно ухаживали за сестрой Роуз и готовы были жениться на ней, если бы она проявила к вам хотя бы малейший интерес? Вполне возможно, что именно вы являетесь отцом ее ребенка.
Доул задумчиво посмотрел на Майкла:
— Мне уже давно интересно, когда вы начнете обвинять меня с этой стороны. Да, я действительно обожаю Роуз и с удовольствием взял бы в жены, если бы мое уродство не вызывало у нее такого отвращения. Но этого не случилось, и я только один раз нарушил с ней свою клятву. Я догадывался о ребенке, но вряд ли он мой. Другие мужчины обслуживали ее гораздо чаще.
— И мой муж тоже не может быть отцом ее ребенка, — злорадно заметила Джоан, — что подтвердит и сама Роуз. Да, я знала, чем они занимались, когда я поехала к матери. Но почему, как вы думаете, у нас так и не было детей? В такой ситуации в бесплодии всегда обвиняют женщину, но Филипп до этого был уже дважды женат и имел немало любовниц. И никто из них не принес ему потомства. Это должно о чем-то говорить, не правда ли?
Однако Майкл не считал, что неспособность Лимбери дать потомство имеет хоть какое-то отношение к убийствам. Поэтому вернулся к делу викария:
— Уильям собирался зачитать нам сегодня последнее завещание Лимбери. Где оно?
Осмотр одежды Уильяма не принес никаких результатов. Документы куда-то пропали. Обыскав все в доме, Эскил повел Майкла и Бартоломью в дом священника — небольшой симпатичный коттедж на краю затененного дубами церковного двора. Подойдя к стенному шкафу возле камина, Эскил остановился.
— Здесь он хранил свои самые ценные вещи, но замок в шкафу сломан. Похоже, кто-то побывал здесь до нас.
— И сломал замок в шкафу, — эхом отозвался Майкл. — Но все драгоценности остались на месте. Обычно воры крадут прежде всего дорогие ювелирные изделия, поэтому могу предположить, что вора интересовало только одно — завещание.
— А почему завещание хранилось здесь? — поинтересовался Бартоломью. — Почему Лимбери не держал его в своем доме?
Эскил устало потер глаза.
— Уильям всегда хранил у себя все его документы. Думаю, считал, что никто не возьмет грех на душу и не рискнет забраться в дом священника. Ему казалось, будто в этом доме они в полной безопасности.
Бартоломью внимательно осмотрел поврежденный шкаф.
— На самом деле замок был не взломан, а просто вырван из дверцы. Кто бы это ни был, он действовал не слепо, а с определенным умыслом.
— Любопытно, — проронил Майкл, осматривая повреждения, на которые указал лекарь. Пока он занимался шкафом, Бартоломью нагнулся, поднял с пола какой-то предмет, но затем, разочарованно вздохнув, отбросил его в сторону. Эта вещь показалась ему не имеющей отношения к делу. Затем он повернулся к рыцарю, который сидел на деревянной скамье и даже не пытался вытереть ручьем бегущие по лицу слезы.
— Люди видели, как вчера вы ожесточенно спорили с Лимбери в его доме, хотя утверждаете, что были на охоте. О чем вы спорили?
Эскил тяжело вздохнул.
— Об этом