Потерь оказалось немало, однако многие из обреченных на гибель остались в живых. Об эдиремах позаботились Мендельн с Серентией, чувствовавшие за собой обязанность в отсутствие Ульдиссиана сделать все, на что только способны.

Невзирая на пролитую кровь, несмотря на понесенные утраты, все вокруг сияли от радости. Враг был разбит. Немногие уцелевшие мироблюстители со жрецами, сломленные, скрылись в глубине джунглей. Возвращаться им было некуда: внезапное уничтожение великого храма почувствовали все до единого. Йонас, взобравшись на дерево, объявил, будто видит темную тучу, заслонившую часть неба с той стороны. Приближался рассвет, но убеждаться в его правоте никому не потребовалось… ибо в лагерь нежданно вернулся не кто иной, как Ульдиссиан собственной персоной.

Казалось, он воротился сам, но Мендельн знал: к возвращению брата приложил лапу дракон. Еще один неожиданный поступок со стороны существа, всеми силами старавшегося сохранить свое существование в полном секрете…

«Воистину, – подумалось Мендельну, – Равновесию без Ульдиссиана – совсем никуда».

Обнаружив его появление, Мендельн с Серентией поспешили к нему. Дочь торговца подала брату Мендельна напиться. Кивнув в знак благодарности, Ульдиссиан утолил жажду, а затем поднял взгляд на обоих и негромко спросил:

– Вы уже знаете?

– Да, – отвечал Мендельн. – Ты от нее избавился.

Однако Ульдиссиан покачал головой.

– От нее мне не избавиться никогда. А что Ахилий? – внезапно спросил он, оглядевшись вокруг.

– Был здесь, – в свою очередь отвечала Серентия. – Был здесь… а потом исчез. Как и когда – никто из нас не заметил.

Мендельн почел за лучшее промолчать.

Кивнув, Ульдиссиан потянулся к ним, оперся на поданные руки и поднялся. К этому времени вокруг всех троих собрались эдиремы, мысленно призванные старшим из Диомедовых сыновей.

– С Церковью Трех покончено, – без лишних слов объявил он.

Разумеется, на свете еще оставалась горстка небольших храмов, но сосредоточием влияния культа являлся главный храм. Прекрасно осведомленный о том, как все у них устроено, Ульдиссиан знал: без главного храма остатки секты вскоре зачахнут сами собой.

– С Церковью Трех покончено… а нас ожидает Собор.

Никто не возликовал. Никто не опечалился. Все приняли то и другое как данность, не более. Чего бы Ульдиссиан от них ни пожелал – они уж постараются, не подведут.

– Приберите погибших, а раненых отправьте ко мне, – велел он. – А после – всем спать.

Эдиремы послушно разошлись, а Ульдиссиан повернулся к брату. Взгляд его скользнул по пострадавшей руке.

Рука Мендельна снова была цела и невредима.

– Это еще предстоит объяснить остальным, – откликнулся младший из братьев.

– Дракон?

– Ратма.

Ульдиссиан кивнул.

– А дальше они помогать нам будут? – спросил он. – Или мы опять сами по себе?

– Думаю, они убедились, что помогать нам должны, – как следует поразмыслив, ответил Мендельн. – По-моему, чаша весов склоняется в сторону наших нужд. Помогать нам от них требует Равновесие. От нас оно, кстати заметить, тоже требует очень и очень многого.

Этим Ульдиссиан остался вполне доволен, хотя кое-чего из сказанного братом понять не сумел.

– Тогда завтра и выступаем.

И его брат, и Серентия согласно склонили головы.

– Завтра, – повторили они.

С этим Ульдиссиан принялся помогать пострадавшим. На лице его отражалась лишь гордость пополам с беспокойством о соратниках… но в памяти на веки вечные запечатлелось лицо Лилит.

По крайней мере, в этом демонесса сумела взять над ним верх.

* * *

Тем временем на вершине груды обломков, возвышавшейся на месте храма, возник Ратма. Явился он, дабы окончательно выяснить, действительно ли его мать погибла, или каким-то образом сумела спастись. Кто-кто, а он, Ратма, лучше всех в мире знал: Лилит – лиса хитрая. Возможно, ей удалось одурачить Ульдиссиана, внушив ему, будто ее больше нет, но обмануть собственного сына Лилит вряд ли будет под силу.

Однако, осмотрев развалины, Ратма обнаружил не больше, чем смертный. Отыскав нужное место, он устремил мысленный взор под груду обломков и нашел там лишь бездыханный труп. Осталось от тела не так уж много, и к тому времени, как это место расчистят (при условии, что Санктуарий до тех пор не погибнет), нечеловеческим его никто уже не сочтет.

– Ну что ж, вот теперь в самом деле прощай, – пробормотал он. – Сказал бы я, матушка, что сожалею… но правду мы с тобой знаем оба.

С этими словами Ратма исчез. Скорбеть о погибшей – тем более, что скорби та не заслуживала – ему было недосуг. Забот у него и без того имелось в избытке.

Ведь отец его по-прежнему оставался жив и здоров…

* * *

Ну вот, убрался! Даже сынка одурачила, выродка неблагодарного!

Невзирая на жуткие раны, Лилит улыбнулась.

Тело, которое сын с Ульдиссианом приняли за ее труп, принадлежало одной из жриц низшего ранга. Спаслась Лилит в самый последний миг, а после, вложив всю без остатка силу воли в защиту, сумела выбраться из-под развалин. И все же – самой себе она вполне готова была в этом признаться – со спасением жизни, не говоря уж о том, что эти двое ее не заметили, ей очень и очень повезло.