Впрочем, не ведающих о том, что представляет собой Церковь Трех, что на самом-то деле все они исполняют волю чудовищных владык Преисподней, среди них не было и быть не могло. Все беспокойство Диомедова сына об участи этих собратьев по Роду Людскому разом сошло на нет. Сами они жизни соратников Ульдиссиана не ставили ни во что, не говоря уж о жизнях ни в чем не повинных людей, приходивших послушать их «благочестивые» назидания.

Повторив трюк, проделанный с морлу, Ульдиссиан разметал ряды служителей храма. Тела брызнули во все стороны, огромный зал огласился множеством криков. Несколько человек взлетели к самому потолку, еще кое-кого швырнуло о стены. Ульдиссиан не щадил никого, бил во все стороны без исключения, и служители Трех разлетелась прочь, точно отбросы – лучшей судьбы они не заслуживали.

На ногах устоял лишь один, неприметный послушник в серых с коричневым одеяниях.

– Ну, здравствуй, Лилит, – подытожил Ульдиссиан.

На сей раз невольно предпринятая попытка самозащиты сыграла против нее, но ненадолго. Сбросив человеческий облик, демонесса предстала перед Ульдиссианом во всей красе, прыгнула вверх, задержалась в воздухе.

– Милый мой, драгоценный, – проворковала Лилит, – как ты, должно быть, устал! Чудо, что на ногах еще держишься…

Правду сказать, устал Диомедов сын зверски. Последнее заклинание обошлось ему слишком дорого, а вот Лилит, напротив, казалась свежей и полной сил.

– Я буду скучать о тебе, любовь моя, – продолжала она. – Однако всему на свете наступает конец! Я…

– Умолкни, Лилит.

Взгляд демонессы сделался мрачен.

– Ну нет, Ульдиссиан, таким манером со мною не разговаривают. Боюсь, на сей раз придется наказать тебя по всей строгости…

Внезапно Лилит очутилась прямо перед ним, растопырила когти, хлестнула вправо-влево хвостом. Пара когтей рассекла изорванную одежду и плоть, и на этот раз полностью исцелить раны Ульдиссиану не удалось. Захотелось упасть, рухнуть на пол, но этого он позволить себе не мог.

Рука Диомедова сына перехватила запястье противницы за миг до того, как еще пара когтей вонзилась ему в горло. Развернув Лилит спиною к себе, он швырнул ее под потолок, прямо в голову изваяния Балы. Не выдержавшая удара, шея истукана треснула, переломилась.

Но не успела огромная глыба мрамора рухнуть на пол, как демонесса исчезла и, появившись позади Ульдиссиана, взмахнула когтями, метя в спинной хребет.

Однако Ульдиссиан почуял, что она замышляет, и загодя развернулся к Лилит лицом. Поймав ее руки, он свел их вместе и крепко стиснул в ладони оба запястья.

– Вот все и кончено, Лилит, – безучастно объявил он.

Огромный храм задрожал от внезапного рокота. Церковники, остававшиеся в сознании и сохранившие способность двигаться, со всех ног устремились к выходам. В конце концов, с чего бы им здесь задерживаться? От настоящего Примаса – ни слуху ни духу, а все это время их, как оказалось, водила за нос Лилит…

– Но, дорогой, милый мой Ульдиссиан…

Продолжить она не успела. Огромная мраморная ладонь обхватила Лилит поперек туловища, прижав ее руки к бокам. Демонесса рванулась, завертелась, забилась, но ни исчезнуть, ни высвободиться не смогла. Упустить ее снова Ульдиссиан не рискнул бы ни за что в жизни.

Дышать становилось все тяжелее. Схватку пора было кончать. Ульдиссиан уже не знал, хватит ли ему сил спастись самому, однако дело того вполне стоило.

Каменная рука подняла демонессу ввысь. Здесь к ней присоединилась еще одна, сомкнувшая пальцы поверх первой. Уцелевшие статуи держали демонессу – надежнее некуда.

– Вот все и кончено, – повторил Ульдиссиан.

Лилит сокрушенно поникла головой… и метнула в него добрую дюжину заменявших ей волосы игл.

Едва державшийся на ногах, Ульдиссиан отдался на волю собственных сил. Рука словно сама по себе поднялась, и перед ним засиял ореол золотистого света.

Воспользовавшись коварным приемом ее братца, сын Диомеда отправил иглы назад. С этим Лилит справиться не сумела. Иглы вонзились в демонессу повсюду, где ее тело не прикрывали мраморные ладони. Две угодили в живот, еще три – в грудь, а прочие – в плечи и в шею.

Руки статуй оросило брызгами зеленого гноя. Лилит тихо ахнула, забулькала горлом, однако все никак не погибала.

– Милый мой Ульдиссиан, – окликнула она Диомедова сына. – Подумай, каково тебе будет… жить без моих… объятий…

– Уже подумал, – отвечал он, ничуть не изменившись в лице.

Храм задрожал сильнее. Многие из церковников уже покинули зал, но и пробивавшихся к выходу оставалось немало. Ни эти, ни те, кто успел улизнуть, еще не знали, что все пути наружу надежно закрыты.

– Помнишь, Лилит, что случилось, когда мы с тобою в последний раз встретились в подобном месте? – проговорил Ульдиссиан, лишь чудом сумев ни разу не осечься, дабы перевести дух, хотя в воздухе нуждался отчаянно. – Помнишь?

Лилит не ответила, однако в глазах ее огнем полыхнула ненависть, хвост рассек воздух, и это яснее любых слов подсказывало: как демонессе ни худо, она по-прежнему очень и очень опасна.

– В тот раз здание храма держалось, пока все наши не успели уйти, только на моей силе воли.

За спиной, в отдалении, раздались вопли и стук: выбежавшие из зала звали на помощь, моля кого-нибудь выпустить их наружу. Ничего, пусть кричат, сколько пожелают: на выручку им никто не придет: уж об этом-то Ульдиссиан позаботился.

– Ну, а теперь, – вдохнув поглубже, продолжил он, – я разрушу и этот храм, даже если это будет последним, что мне суждено совершить.

Рокот усилился в тысячу крат. По стенам, по потолку, и даже по мрамору пола, точно языки пламени, зазмеились, побежали в стороны трещины, огромные глыбы камня с грохотом посыпались вниз.

– Прощай, Лилит. И уж теперь – навсегда.

Демонесса откликнулась злобным шипением. Хвост ее, невероятно вытянувшись в длину, захлестнул тело Диомедова сына.

Не ожидавший этого, Ульдиссиан рухнул навзничь, но его чары уже принесли плоды. Своды храма – и все три башни, это он чувствовал – не выдержали. Сотни тысяч тонн камня и дерева погребли под собою и зал, и все остальное. Вопли церковников на миг заглушили даже грохот обвала.

Лилит тоже испустила пронзительный визг: статуи Балы и Диалона рухнули друг на дружку… завалив при том и ее. Хвост демонессы поперек Ульдиссианова туловища ослаб, распрямился и, беспорядочно хлеща из стороны в сторону, исчез под грудой обломков вслед за поверженной хозяйкой.

Однако Ульдиссиану было вовсе не до ее участи: он всеми силами боролся за жизнь. Глыбы мрамора в десять, в двадцать раз больше него самого давили сверху, стремясь смять, сокрушить Диомедова сына, а он держал, держал над собою незримый щит…

Но камень давил и давил, а проделки Лилит, пусть ей он этого и старался не показывать, опустошили его до предела. Последней каплей оказались чары, разрушившие огромное здание. Груда обломков оседала все ниже, гнула к земле…