– Но они… они же тебя выпустили? – спросил Аластор с такой детской надеждой, что у Лучано язык не повернулся зло пошутить, что нет, конечно, он так и остался в гробу, а рядом с Альсом всего лишь призрак.

– Выпустили, – кивнул он. – Потом. Когда я уже успокоился. Понимаешь, Альс, я там бился, кричал… А потом понял, что это бесполезно. Что у меня больше нет власти над собственной жизнью. Я ее сам отдал Претемнейшей Госпоже и своему мастеру, причем даже не тогда, когда просил об экзамене, а гораздо раньше. Когда доверил ему решать, кем я буду и как проведу свою жизнь. И что теперь я могу сделать только одно – верить ему до конца. А он уже пусть решает, как ему со мной поступить. И стоило до этого додуматься, стало так просто и спокойно… Даже дышать оказалось легче. Воздух-то лучше не стал, но меня… будто отпустило. Я даже понял, что давно задохнулся бы, не окажись тут какой-то хитрости. Вытянулся, заставил себя дышать помедленнее, чтобы воздуха дольше хватило, и начал просто вспоминать. Каждый день с мастером Ларци, один за другим, все эти годы. Потом – рецепты, которым он меня учил… И яды, и благовония, и самую обычную еду. Не знаю, сколько это длилось, там время шло совсем иначе. Мне казалось, что я провел в этом гробу несколько дней… На самом деле нет, конечно. Часа два-три. Когда понял, что это не в ушах шумит от недостатка воздуха, а лопаты стучат сверху, я даже не обрадовался. Все чувства будто… закончились. Крышку сняли, гильдейский лекарь спрыгнул вниз, полез мне зрачки смотреть и пульс щупать. А у самого в другой руке игла длинная, и ядом от нее несет…

Лучано вздохнул и признался:

– Хотел я его обложить по всем предкам, но даже этого не смог. Язык не ворочался. Вылез кое-как наверх, ноги подкашиваются. А там… Солнце! Понимаешь, Альс? Меня-то закапывали утром, а когда откопали, был полдень. Золотой, как мед. Воздух сладкий, свежий, зелень и свет по глазам бьют, птицы поют так, что ушам больно… Лекарь все вокруг суетился, требовал, чтобы я сказал что-нибудь. Ну, я и сказал. Чтобы он, идиотто, в следующий раз иглу мазал чем-нибудь без запаха. Сам не умеет, пусть попросит – я сварю. Это же надо было додуматься, к подмастерью самого Ларци лезть с такой вонючей дрянью. Лишись я даже разума, чутье-то не пропало. И вздумай он меня уколоть, я бы ему точно шею свернуть успел. Мастер только хмыкнул. Потрепал лекаря по плечу, глянул так, что того перекосило, и сказал…

Лучано перевел дух и едва слышно проговорил:

– «Пойдем домой, мальчик», – вот что он сказал. И я ушел вместе с ним домой. Прямо по улицам, мимо лоточников с устрицами и булочками, мимо фонтанов и садов, мимо людей, экипажей, котов и собак бродячих… Каждый шаг до сих пор помню… Он мне рассказывал какие-то неважные забавные новости, а я шел, улыбался, как идиотто, нюхал воздух Вероккьи – на каждом шагу разный! – и знал, что…

Он замолчал, не понимая, как закончить, чтобы Альс понял. Знал – что? Что отныне навсегда принадлежит своему мастеру не только жизнью, но и сердцем? Что счастлив оттого, что выдержал, не поверил в его предательство, не утратил доверия к человеку, который его воспитал? Что после темного ужаса могилы жизнь показалась невыносимо сладкой, но и смерть – нестрашной?

– Я понимаю, – тоже едва слышно уронил Альс, и Лучано облегченно вздохнул, потому что поверил – действительно понимает.

– Поэтому я поеду в Вероккью, – закончил он совсем просто. – И постараюсь выторговать у гильдии свободу, но мастер… Он всегда останется тем, кого я был бы счастлив назвать отцом. Я знаю, что если судить по законам божеским и человеческим, мы с ним очень плохие люди. Но даже таким, как мы, нужно иметь в жизни что-то… настоящее… Что-то правильное. Иначе и вовсе никакой надежды не останется. У меня вот есть мастер Ларци. А теперь еще и вы с синьориной…

– И Перлюрен, – буркнул Альс с неловкой грубоватостью, стыдясь собственного смущения.

– И Перлюрен, – очень серьезно кивнул Лучано. – Так что если не вернусь… ну мало ли… ты просто знай, что мне было очень хорошо в Дорвенанте. Хотя страна у вас ужасная! Ни одного фонтана за пределами дворца!

– Ты вернись, а я, так и быть, фонтан построю, – все еще болезненно, но уже теплее усмехнулся Альс. – Не сразу, конечно, но как начнем получать приличную прибыль от мануфактур, так обязательно. Прямо на королевской площади между дворцом и собором. И назову в твою честь, хочешь?

– Беллиссимо! – восхитился Лучано, с облегчением возвращаясь к их привычному шутливому тону, только в глубине души все еще что-то саднило. Ну что ж, неудивительно, эту самую душу он только что ободрал до крови, выворачивая наизнанку. – Хочу, монсиньор! Собственный фонтан! Со статуей?!

– Конечно, со статуей, – уже весело подтвердил Альс. – Чем Дорвенант хуже Итлии и Фраганы? Нам тоже нужны фонтаны! И мануфактуры. И пушки… Мне тут его величество Флоризель в знак дружбы пообещал две дюжины мастеров-литейщиков, чтобы поставить плавильный завод. Покупать пушки у Фраганы – слишком дорого, чтоб их Баргот побрал. А у нас, оказывается, своя руда есть. Вот фраганец и предложил мастеров, которые могут наладить производство и обучить наших людей, а взамен…

– И что взамен, м? – навострил уши Лучано, вспомнив занимательный разговор с канцлером.

– Пошлинные льготы фраганским купцам на двенадцать лет. Ну и мирный договор, конечно. Аранвен говорит, что Фрагана опасается Итлии. У вас там королевская семья Джанталья друг друга перебила, и теперь многое зависит от того, кто возьмет власть в их городе. – Аластор вздохнул, расслабляясь в кресле, и пожаловался: – Терпеть не могу политику. Мне бы что-то привычное… Лошадей, хозяйство! Пусть даже пушки – все равно дело понятное. А как рассчитать, что сделают какие-то незнакомые люди? Фрагана хочет, чтобы мы прикрывали их от Итлии, и ради этого даже готова помочь нам с армией, чтобы стенка, значит, была попрочнее. Спрашивается, и зачем тогда было с нами воевать? Итлия хочет, чтобы мы не дружили с Фраганой, и тянет одеяло в свою сторону. Арлеза хочет под шумок урвать кусок торговых привилегий пожирнее, а ведь есть еще и княжества, где тоже Баргот знает что творится, и Вольфгард, и Дильмах… Даже Невия – и та что-то хочет! А еще, представь, Карлония прислала послов и просит позволения у Ордена открыть собственную Академию! Мол, маги у них рождаются, но отправлять их сюда на учебу долго и дорого, а вот если к ним приедут преподаватели… Я-то здесь причем, а? Пусть об этом с лордом Бастельеро договариваются, он же Архимаг!

– Ты справишься, – сочувственно пообещал Лучано.

Альс, вздохнув, взял со столика рядом с кроватью какой-то документ и протянул ему, буркнув:

– Думал завтра отдать, но раз уж ты сам пришел, бери. Это от Беатрис. Она сказала, что хочет оказать услугу человеку, который меня спас.

– Ее величество меня уже наградила, – напомнил Лучано и взял лист опасливо, словно колбу с неизвестным веществом. Развернул, вчитался в мягком свете магической лампы. – Баргот меня побери…

Ровные строчки ехидно заплясали перед усталыми глазами, и он перечитал снова, боясь, что понял неверно. Нет, все так. Открытое платежное поручение торгового дома Риккарди. На предъявителя. С пустой графой на месте суммы. И личной золотой печатью одного из Риккарди. Точнее, одной. О, беллиссимо… Да это же… Это такая гиря на весы, которыми гильдия будет определять его судьбу! Этим он сможет вернуть все, что Шипы на него потратили! Разве что… кроме усилий мастера Ларци.