из выдающихся умов греческого мира покачал в бокале неплохой коньяк. – Признаться, я считал, что еще рано требовать воссоединения Крита с матерью Элладой, но если это действительно правда…

– Это правда, мой друг, – усмехнулся принц греческий и датский Георг. – Я получил письмо от своей тетушки, вдовствующей императрицы Дагмары. Она раздражена нерешительностью сына, но вынуждена следовать его указаниям. Она прояснила мне все детали произошедших событий, и, надо признать, сложившаяся ситуация достаточно уникальна.

– Возможно, принц, то, что императрица Мария Дагмара считает нерешительностью, на самом деле является мудростью. Владение тем, что тебе не принадлежит, не приносит счастья. И туркам вот-вот предстоит это осознать. А вот нам, эллинам, следует быть едиными, чтобы вернуть наследие прадедов.

– Но сможем ли мы? Я с ужасом вспоминаю события пятилетней давности, когда торпеды на моих миноносцах просто не могли взорваться из-за отсутствия всего-навсего гремучей ртути во взрывателях…

– После окончания войны ваш родственник предлагает Элладе четыре броненосца, только что разгромивших англичан, причем три из них, «Наварин», «Чесму» и «Синоп» можно даже и не переименовывать. Впрочем, при всех давних обидах и Екатерина Великая сделала для нашей родины достаточно добра, чтобы чтить ее память.

– А трем из четырех крейсеров можно просто вернуть исконные названия – «Афина», «Артемида» и «Эос», переименовав только «Варяг»? – усмехнулся Георг. – Впрочем, это наименьшая из проблем.

– Люди и деньги, – понимающе кивнул господин Венизелос. – Греция и так должна больше, чем она в состоянии выплатить. А люди…

– Моя тетушка сообщает, что в русском флоте более тысячи эллинов, из них почти двести офицеров. Правда, это офицеры военного времени, с сокращенным ниже нижнего предела курсом подготовки, зато с боевым опытом, которого более нет ни у кого. Если мы как следует потрудимся в течение двух лет, с их помощью мы решим проблему экипажей для кораблей.

– А с деньгами? Да, русские сохранили свое золото и блистательно выкупили за бесценок большую часть своих облигаций, в то время когда все считали их поражение неизбежным, и поэтому могут позволить себе разбрасываться кредитами. Но ведь кредиты все равно придется отдавать!

– Владеющий градом Константина не может быть бедным. Особенно если…

– Вы имеете в виду проект вашего кузена Вилли, мой принц? Путь Берлин – Константинополь – Багдад?

– Да. В случае реализации этого проекта Константинополь становится не затычкой на пути вглубь России и вообще Азии, а перекрестком морских и сухопутных путей. Тот, кто будет им владеть, не будет нуждаться в золоте.

– До Багдада и, возможно, даже до Басры эта дорога должна пройти через территории, куда мы загоним турок! Мое эллинское сердце требует мести за века их владычества, мой господин. Я понимаю, что полное уничтожение целого народа не только безнравственно, но и непосильно для нас.

А значит, мой принц, мы будем соседствовать с ордами озлобленных мусульман.

– Турки тоже будут нуждаться в деньгах. И если при занятии града Константина и Смирны мы удержим наших воинов хотя бы от крайних проявлений справедливого гнева… Это будет сложно, друг мой, но мы знаем, зачем следует приложить эти старания.

– Да. Даже если налаживание отношений займет какое-то время, железная дорога от Средиземного моря до германских земель все равно будет крайне выгодным делом. Тем более если верны слухи о Палестине. Но меня смущает один вопрос, мой принц. Зачем это русским? Сейчас нет силы, способной воспрепятствовать им в приколачивании очередного щита к вратам Константинополя – как они могли бы полагать, навечно. Но они готовы довольствоваться базами по обоим берегам Босфора. Зачем им это? Вряд ли ваш кузен – а это явно его инициатива – делает это предложение исключительно в благодарность за свое спасение от японской сабли.

– Затем, мой друг, что даже если Британия потерпит поражение, слишком многие ополчатся на тех, кто владеет Константинополем по праву завоевателя. А мы… Мы выступим в роли того самого щита, приняв на себя неудовольствие и британцев, особенно если произойдет Кипрский энозис, и австрийцев, облизывающихся на турецкое наследство, и итальянцев, точащих зубы на Спорады, и французов, которые были бы не прочь подчинить себе Левант, не будь угрозы германского вторжения…

– Итак, его величество король эллинов требует поддержки от нас, его подданных, в этом великом деле?

– Его величество в настоящее время в размышлениях. Но он понимает, что сегодняшний момент уникален: мы можем заручиться поддержкой и русских, согласившись на размещение их баз, и немцев, посодействовав им с любимой дорогой кайзера. Тогда как все, кто мог бы возразить нам: англичане, французы, итальянцы и, разумеется, сами турки – беспрецедентно слабы.

– А что, если две руки, поддерживающие этот щит (я имею в виду русских и немцев), сойдутся в схватке?

– Тогда мы решим, что будет выгоднее для Эллады: конфискация железной дороги или занятие баз на Босфоре. Если схватка обессилит обе стороны, а мы будем достаточно сильны, то возможны и оба варианта одновременно.

5 июня 1902 года. Радиоразведка

Генри Роунд, молодой сотрудник британского отделения концерна «Маркони», вытер пот некогда белоснежным платком. За прошедшие трое суток ему удалось поспать всего шесть часов, но дело было сделано.

– Здесь, – протянул он записку столь же измотанному японскому лейтенанту, – список обнаруженных неисправностей искровых аппаратов. Все их удалось устранить, но я был бы признателен, если бы вы телеграфировали этот перечень в штаб-квартиру компании. Возможно, это поможет нам поднять надежность связи в будущем. Что касается запасных частей, я выделил двойной комплект на «Микасу», «Сагами» и «Ивате», как на флагманы броненосных отрядов, а также на все три авизо. К сожалению, на остальных кораблях мы будем иметь сокращенный комплект.

– Это согласовано с командованием, – кивнул лейтенант. – Я немедленно отправлю вашу телеграмму, Роунд-сан.

Разумеется, он лгал. Не то чтобы он не доверял этому шатающемуся от усталости гайдзину, восхитившему его и всех радиотелеграфистов своими познаниями, изобретательностью и работоспособностью, но никто не должен был знать точную дату выхода Объединенного флота к базе русских. Поэтому телеграмма будет отправлена по адресу только через двое суток после ухода эскадры.

* * *

– Ну-с, – заметил не пожилой, а без всяких скидок старый моряк в кителе с лейтенантскими погонами, – что я могу сказать…

Он отложил на край стола массивные гуттаперчевые наушники и пошуршал бумажками, покрытыми непонятными закорючками, местами напоминающими нотную грамоту.

– Я могу отметить, что за эти три дня мне и моим молодым коллегам удалось определить около двух десятков различных… эм-м… голосов. Знаете ли, каждый музыкальный инструмент, будь то скрипка, фортепьяно или даже барабан, имеет свои особенности…

Офицеры вспомогательного крейсера «Рион», не чуждые музицированию