Шрифт:
Закладка:
– Святой отец, я могу… Я здоров и должен понести наказание.
– Ты его понесёшь! – пообещал Фарагуандо. – Но Господь не для того исцелил тебя, чтобы ты наносил себе вред, изнуряя своё тело. Ты предназначен для иного. Поднимись и сядь.
Подняться было ещё трудней, чем упасть, но Хайме это как-то удалось. Альгвазил принёс воды, врач-мундиалит, словно карауливший за дверью, вцепился в руку.
– Ты угоден Господу, – струной прозвучало в мозгу, – и Он послал ангела, чтобы исцелить тебя и открыть тебе истину, но ты убоялся людского недоверия и скрыл услышанное.
Ангел, открывший истину… Суадит, пообещавший лёгкую смерть? Если б Хайме стоял, он бы свалился ещё раз. Импарсиал покосился на окно – Коломбо, раздуваясь от гордости, восседал между чужим голубем и мохноногим Торрихоса. Если это был бред, то на удивление чёткий, хотя альконийский холм Хайме тоже видел, как наяву.
– Святой отец, – врач, как и Санчес, смотрел только на великого Фарагуандо, – я подозреваю худшее… Необходимы срочные меры…
– Ангел Господень уже исцелил меня, – прервал лекарское блеянье Хайме. Если происходящее не сон, Фарагуандо ответит. Не важно, что, главное, будет ясно, на каком они свете. И Торрихос что-то да поймёт.
– Ты признаешь, что по малодушию скрыл случившееся с тобой и отрёкся, как отрекался Пётр?
– Моя вина, – пробормотал Хайме, с трудом разбирая собственный голос.
– Ему можно говорить? – забеспокоился Пленилунья.
– Весьма нежелательно.
– Капитан Арбусто, – холодно прозвенело в голове, – был «новым христианином», тайно отправлявшим суадитские обряды. Исполненный гордыни и злобы, он проник в Закрытый трибунал, чтобы вредить мундиалитской Церкви. Подстрекаемый суадитами, синаитами и хаммерианами, он убил великого Хенилью и в насмешку над ним развратил его вдову.
– Маркиза не была любовницей Арбусто, – выдохнул Хайме, прежде чем сообразил, что говорит. – Этого не могло быть…
– Подобранную в грязи славнейшим из полководцев блудницу совратил сообщник убийцы, тоже новый христианин, – отчётливо произнёс знакомый чистый голос, – соблазнителю были обещаны тридцать тысяч дукатов, но Арбусто, суадит душой и телом, не захотел платить…
– Ты был отравлен и не видел, как убийца разоблачил себя и как зло пожрало зло, – снизошёл до объяснения Фарагуандо, и Хайме понял, что если и сошёл с ума, то не в одиночестве. На плече что-то привычно шевельнулось. Коломбо… А он и не заметил, как фидусьяр занял своё место, но что же здесь творится?! Папские голуби не лгут, а в доме Коломбо не было! Не было, но этого не доказать, даже если он рехнётся окончательно и вступится уже за честь Протекты…
– Я поклялся защитить… честь Хенильи! – Если фидусьяры способны врать, как об этом до сих пор не узнали?! Или это тайна лишь для несведущих? – Святой отец, хаммериане, узнав о падении Марии, возликуют.
– Ложь да не станет орудием Господа! Ты согрешил, хоть и движимый благими намерениями.
Хайме не ответил, отстранённо глядя на исповедника Хуаны снизу вверх. Возвышающийся над столом и целым миром Фарагуандо напоминал разгневанного апостола не только взором, но и лицом. Расписавший дворцовую церковь художник был не просто добрым мундиалитом, он был мундиалитом умным.
– И всё же, честь Хенильи – это честь Онсии, – развернул знамя Пленилунья, – а честь Онсии – это честь её величества. Её поругание приведёт в восторг врагов нашей веры, ведь Онсия – её оплот и её надежда.
– Да, это так, – согласился с извечным врагом Торрихос. – Мария де Хенилья была обласкана её величеством. Весть о том, что Мария недостойна оказанной ей чести, опечалит и оскорбит государыню.
– Даже сотня блудниц не унизит одного праведника, – отрезал Фарагуандо, – как не унизил Господа поцелуй иудин. Моя духовная дочь узнает всё сегодня же.
– Судьбу вдовы Орла Онсии решит её величество, – отступил, но не сдался Пленилунья, – но сейчас важнее всего поймать сбежавших преступников и освободить герцогиню де Ригаско. Для этого следует сохранить тайну…
Пленилунья говорил долго и убедительно, но Хайме почти не слушал – просто не мог. Суадитские дукаты, ангелы, убийцы, прелюбодеи, фидусьяры смешались в один неимоверный ком, куда кто-то сунул отравленную иглу. Её нужно было найти, но инкверент был слишком измотан и растерян.
– …трудно не согласиться, – это уже не Пленилунья, это Торрихос, – поймать преступников необходимо, но меня безмерно удивила лёгкость, с которой глава Закрытого Трибунала признал вину своего капитана. Я хочу знать, что за этим стоит. Капитан Арбусто дель Бехо возбуждал подозрение или дело в чём-то другом? Только ли один он проник в Протекту или у него есть сообщники?
– Сообщников у Арбусто дель Бехо нет и не могло быть, – устало вздохнул Пленилунья, – иначе ему не потребовались бы люди со стороны.
– Помнится, вы только что называли их доблестными воинами и борцами с хаммерианской ересью.
– Я полагал их таковыми, но человеку свойственно ошибаться. Перед лицом неопровержимых доказательств…
Вот оно! Пленилунья отказался от борьбы, когда влетел Коломбо. Это означает одно – герцог знает о фидусьярах!
– Сеньор Пленилунья, – подался вперёд Торрихос, – вы изменили своё мнение после возвращения голубя брата Хуана? Другого объяснения я не нахожу.
– Слово духовника её величества истинно, как Евангелие, – огрызнулся глава Протекты. – Разумеется, я проведу тщательнейшее расследование, но сперва следует спасти вдову Карлоса де Ригаско. Я настаиваю на соблюдении тайны.
– Это разумно, – нехотя признал Торрихос. – Супериора будет просить её величество сохранить тайну…
– Господь сохранит благочестивую Инес, как сохранил её брата, – отрезал Фарагуандо, – и да не найдут ересь и разврат покоя и приюта во владениях нашей духовной дочери. Завтра преступников будут искать все добрые мундиалиты и все верные подданные Хуаны Онсийской!
– Святой отец, это недопустимо, – надо отдать должное Пленилунье, он стоял до конца, – речь идёт о жизни любимой подруги её величества и вдовы человека, закрывшего собой сотни паломниц.
– Я молюсь за добродетельную Инес. – Посеять сомнение в королевском духовнике ещё никому не удавалось. – Карлос де Ригаско спасён и счастлив, и жена его да будет спасена для жизни вечной. Её земные страдания ей зачтутся, а теперь отвечай, сын мой, что тебе известно о фидусьярах и от кого?
– Очень мало, святой отец. – Герцог спокойно посмотрел на Фарагуандо.
– Что именно?
– Папские голуби сопровождают импарсиалов со дня принятия ими обета более шестисот лет. После смерти спутника они исчезают.
– Ты лжёшь! – прогремел Фарагуандо. – Смена твоего поведения разоблачила тебя. Либо ты состоишь в сговоре с лицемерами, ложно принявшими христианство, либо ты уверился в вине своего подчинённого здесь, в этой комнате, увидев фидусьяра. Третьего не дано, и ты выйдешь отсюда либо обвиняемым в покровительстве еретикам, либо послушником ордена Святого Павла.
– Вы
