– Ты помнишь, что говорила герцогиня де Ригаско? – прогремел Фарагуандо, словно перед ним был не честный сержант, а сам князь ереси.

– Да мало она говорила, – пробормотал съёжившийся альгвазил, – всё больше по делу с лекарем. Ох и злилась же она на другую сеньору, хоть и держалась… Только всё одно, не выдержала, назвала её, хозяйку то есть… Плохо назвала, правда, застыдилась потом, молиться стала.

– Впасть в гнев – грех, – веско объявил Фарагуандо, – но грех этот будет отпущен, ибо грехи маркизы де Хенилья вопиют. Господь наш простил блудницу и укорил людей с каменьями. Инес де Ригаско вспомнила об этом и устыдилась гнева своего, облегчив душу молитвой…

2

– Дон Хайме, как и собирался, готовится к разговору в Святой Импарции. – Бенеро неторопливо сбросил плащ и уселся на массивный табурет чёрного дерева, как нельзя более ему подходящий. – Он просил о нём не беспокоиться и положиться на здравый смысл дона Диего.

– Спасибо, – поблагодарила Инес, надеясь, что ей удалось сделать это вежливо и равнодушно, но не испытывая в этом никакой уверенности. Легче скрыть в тяжёлых платьях восьмимесячную беременность, чем упрятать в вежливость обиду на весь свет и себя самое. Теперь герцогиня и сама не понимала, с чего вообразила, что с Хайме что-то произошло. С такими, как брат, случается только то, что они считают нужным. Будь они трижды родичи, Хайме бы их не отпустил, не трясись он над честью Гонсало. Сеньор импарсиал мог отправить единственную сестру в Сан-Федерико, но не выставить рогоносцем позарившегося на девчонку старого пня. Ещё бы, ведь пень – Орел Онсии, его нельзя ощипывать, да ещё у всех на глазах!

Инес со злостью поправила мантилью, позабыв, что та еле дышит. Разумеется, ветхая тряпка не выдержала, герцогиня досадливо отбросила внушительных размеров лоскут и поняла, что суадит всё ещё здесь и, мало того, смотрит прямо на неё.

– Куда вы нас привели? – возвращаться к разговору о Хайме, к которому Бенеро относился слишком уж трепетно, Инес не желала.

– Это дом одного врача, – Бенеро слегка улыбнулся, – он добрый мундиалит и верный подданный Её Величества.

– Мне он не нравится, – сказала чистую правду Инес, вспомнив красные пухлые губы и сладкий, как дыня, голос, – не хотела бы я, чтоб он меня лечил.

– Вы здоровы, сеньора, вам не нужны услуги врача, тем более того, который вам неприятен. – Ей кажется, или глаза Бенеро смеются? – Что до предмета вашего неодобрения, то мы к нему обратились по совету вашего брата.

Ну ещё бы! Объявить о нежелании знать, где они, и втихаря отправить к своему доносчику, в этом весь Хайме!

– Где дон Диего? – Бенеро может думать, что угодно, но в разговор о Хайме он её не втянет. – Он когда-нибудь появится?

– О нём спрашивала сеньора Мария? – ответил вопросом на вопрос врач. – Ей лучше дать успокаивающее.

– О нём спрашиваю я! – огрызнулась Инья и тут же поняла, как это глупо. – Мария спит, а Гьомар, похоже, решила зажариться сама и зажарить ребёнка.

– Так нужно, – безмятежно объяснил Бенеро, – девочка родилась раньше срока, ей нужно тепло, а матери – сон. И вам тоже. Не волнуйтесь, если дон Хайме не ошибся, дон Диего скоро появится.

– Но вы хоть знаете, куда он пошёл?

– Он неподалёку. Сеньора, я вынужден взять свои слова назад. Возможно, вы предпочли бы другого врача, но я вам предписываю настой валерианы и отдых.

– Спать в этом доме я не стану, – отрезала Инес и тут же пожалела о сказанном, потому что глаза и в самом деле слипались, а бояться было нечего. Хайме вёл себя омерзительно, но он не хочет, чтоб их нашли, значит, их не найдут.

– Любое вещество может быть как ядом, так и лекарством, – задумчиво произнёс Бенеро, – то же может быть отнесено и к чувствам. Упорство весьма полезно, если его применять вовремя и со смыслом. Вы очень похожи на своего брата, сеньора.

– Глупости! – чуть поколебавшись, Инес содрала остатки мантильи. Бенеро её простоволосой уже видел, а хозяин слишком мерзок, чтобы обращать на него внимание. – Я похожа на бабку по матери, а Хайме – вылитый отец.

– Я не имел в виду схожесть внешних черт, – рассеянно откликнулся врач, – ваши сердца отлиты из одного металла, и металл этот назывался бы золотом, не будь он столь твёрд.

– Вы ещё и поэт? – хмыкнула герцогиня, не зная, как выбраться из дурацкого разговора.

– Я – суадит, сеньора, – напомнил Бенеро, – а это часто одно и то же. Постойте, кажется, сюда идут… Вы спрашивали о доне Диего, он вернулся.

– Вижу! – буркнула Инес. Кутаться в мантилью было поздно. Диего уже был в комнате, причём не один. Любовник Марии крепко держал за локоть гостеприимного хозяина, и тому это явно не нравилось.

– Вы уже вернулись, Бенеро? Очень кстати. – Диего швырнул хозяина на пол, где тот и остался. – Сеньора, вам лучше выйти. Ангелам не следует дышать одним воздухом с Иудой.

Обладатель дынного голоса их предал. Хайме ошибся, она – нет. Осознание собственной правоты грело душу, хотя ошибка могла дорого обойтись.

– Этот добрый мундиалит вас выдал? – Инес была совершенно спокойна. – Я так и думала.

– Только в помыслах и намерениях, сеньора. – Дон Диего сорвал перчатки и бросил в камин. – Ничего не имею против прокажённых, но это… Соберись с мыслями, мразь! Сейчас сеньора выйдет, и поговорим.

– Я не уйду, – объявила Инес и в подтверждение собственных слов уселась поглубже в кресло, – то, что сделал этот человек, касается и меня.

– Дон Карлос вами бы гордился, – заверил Диего и повернулся к так и сидящему на полу хозяину. – У тебя был выбор, Камоса. Ты мог принять трёх женщин и ребёнка, а мог прогнать. Ты принял, больше у тебя выбора нет. Дамы и врач останутся у тебя, пока сеньора не оправится, а потом ты нас вывезешь туда, куда мы скажем.

– Как будет угодно сеньорам, – на круглое лицо медленно возвращался румянец, – как будет угодно… Мой дом в вашем распоряжении, но вы пришли так неожиданно… Я даже не знаю, сколько у меня гостей. По просьбе сеньора Бенеро я принял… Не знаю, с кем имею честь…

– Чести ты как раз не имеешь! – перебил Диего. – Меня можешь называть сеньор де Муэна. Я не собирался ночевать в этом доме, но, заметив, как ты выбираешься чёрным ходом и сворачиваешь в сторону Протекты, изменил своё решение.

– Сеньор