– Кроме капитана Арбусто дель Бехо? – усмехнулся «де Муэна». – Не исключено, что ты с ним встретишься, и очень скоро… Сеньора, мне кажется, этот человек богохульник. Назвать Протекту храмом… Это отвратительно.

3

Инес обвинить не в чем. Слава Господу, слуг Мария отпустила, проводив Инес до кареты, и откуда только силы взялись? Воистину, страх и бесстрашие творят чудеса. Назад Инья вернулась потайным ходом, её никто не заметил. И Диего никто не видел, пока тот не выскочил из своей норы. Дело не в нём, а в глупости Марии, вбившей в голову, что её тайны никто не знает. Камеристки же давным-давно обо всём догадались, и две из них, не сговариваясь, осчастливили великой тайной капитана Арбусто.

Узнав, что маркиза спровадила слуг, покойник, пришпоренный неудачей с поджигателем, закусил удила; но кого он ловил, прелюбодеев или убийцу? Как Диего пришло в голову похитить герцогиню де Ригаско и потребовать никому неведомого суадита? Кто втаскивал покойного Гомеса в дом? Святой дух в сапогах брата Хуана или он сам? Как означенный брат подпустил к вдове Хенильи, пусть и согрешившей, врача-суадита с его зельями? Куда брат Хуан дел свою рясу? Почему послал за камеристкой герцогини де Ригаско, а не за врачом-мундиалитом?

Голова болела, не переставая, но Хайме заставил себя слушать свидетеля за свидетелем. Слушать и думать, представляя себя то волком, то гончей, то охотником, задавая себе вопросы и выискивая ответы.

О чём ты говорил с преступником между уходом альгвазилов и появлением Арбусто? Зачем вообще остался с ним наедине? Как выжил в заваленном трупами доме? Почему не позвал на помощь? Куда исчез суадитский врач, чьи следы у фонтана перекрывают следы дерущихся? Кто привёл в порядок спальню?

Да, сеньор инкверент, нелегко тебе придётся, когда капитан Протекты Рикардо Гальо и сержант Алькальдии Горрион закончат расписывать следы и трупы. Торрихосу можно было рассказать чуть ли не всю правду, Пленилунья и тот мог внять доводам о славе Онсии, но не Фарагуандо.

Для «святого Мартина» мирская слава – тлен и суета, а прелюбодеяние – грех непростимый, хуже коего лишь отступничество. И ещё Коломбо… Видел голубь немного, но про сговор с суадитом донесёт. И не важно, что не было никакого сговора, то есть тогда не было. Если Фарагуандо слышит фидусьяров, ему хватит и намёка…

– Капитан Гальо, вы опознали неизвестных, обнаруженных в особняке маркиза де Хенилья убитыми, за исключением капитана Арбусто дель Бехо и сержанта Алькальдии Гомеса, разумеется? – спокойно осведомился Торрихос.

– Нет, отец мой, – то ли соврал, то ли сказал истинную правду капитан Протекты, – я этих людей никогда не видел.

– Сержант Санчес показал, что капитан Арбусто дель Бехо явился в сопровождении одиннадцати человек, – напомнил кардинал. – Кто это мог быть?

– Не знаю, отец мой, – умный Гальо и не думал объясняться за убиенного товарища. Это сделал Пленилунья.

– Капитан Арбусто дель Бехо покрыл себя славой в войне с хаммерианским Лоассом, – со значением произнёс герцог, – у него, как и у всех воевавших, сохранилось немало друзей, готовых прийти ему на помощь в трудную минуту. Однако мы не может утверждать, что люди, пришедшие с Арбусто дель Бехо, и люди, найденные убитыми в доме, одни и те же лица. Альгвазилы видели спутников Арбусто дель Бехо мельком в темноте и не смогли опознать никого, за исключением капитана. Единственный, кто, возможно, развеет сомнения, это брат Хуан. Он находился в доме, когда туда вошёл Арбусто дель Бехо, и у него были возможность и время внимательно осмотреть трупы.

О том, что брат Хуан имел возможность замести следы и подсунуть убитым улики, глава Протекты не сказал. Он просто попросил перечислить то, что обнаружили у покойного, и Гальо перечислил.

– Кроме того, – добавил он уже по собственному почину, – у подножия статуи Адалида был найден стилет. Все убитые были вооружены шпагами и кинжалами. К тому же они вряд ли имели при себе столь дорогое оружие. Я взял на себя смелость принести его сюда.

Атлиния все же отняла если не жизнь, то память. Умереть, оставив на виду знакомую Торрихосу вещь, было разумно, но живой брат Хуан первым делом бы подобрал оружие или, если бы не нашёл, прихватил чужой кинжал…

– Брат Хуан, – с простодушным удивлением воскликнул Пленилунья, – что я вижу?! На стилете – герб де Ревалей! Эта вещь, видимо, отобрана у вашей сестры?

Как заманчиво уцепиться за предложенную возможность; почти так же, как укрыться от грозы в логове тигра. Кто-кто, а Пленилунья знает, что некоторые импарсиалы носят в рукаве.

– Этот стилет принадлежит мне, – радостно объявил Хайме, – должно быть, я его выронил. Сожалеть о вещах мирских грех, но этот стилет мне очень дорог…

– Сын мой, – прикрикнул Торрихос, – эта радость неуместна! Кроме того, ты забыл о протоколе. Ты можешь говорить лишь по окончании допроса свидетелей.

До каких пределов кардинал готов защищать своего инкверента? На что готов Пленилунья ради чести Протекты и чести Онсии? Сколько лжи сможет проглотить «святой Мартин»? Скоро узнаешь…

– Свидетели допрошены, – возвысил голос герцог. – Остальное знает лишь брат Хуан и убийцы. Или убийца.

– Все ведает лишь Господь, – утомлённый затянувшимся допросом Фарагуандо был готов метать громы и молнии, и, говоря по чести, было с чего, – и да не даст Он нам ошибиться.

– Амен! – эхом отозвались притихшие враги, и Хайме почувствовал, как дёрнулась его щека. Ему стало страшно, как ещё никогда не бывало. Страшно лжи и страшно правды, страшно за де Гуальдо и Бенеро, которые могли не понять, за Инес, за её сына, за себя. Правда, суадит обещал, что брат Хуан не успеет никого предать…

– Сын мой, – прервал молчание Торрихос, – мы ждём твоего рассказа. Начни с разговора, который состоялся у вас с капитаном Арбусто дель Бехо, после того как ты отыскал для него еретика-поджигателя.

Еретик мог бы отвлечь Фарагуандо. Наверняка отвлёк бы, но, когда горели заживо запертые на постоялых дворах мундиалиты, духовник королевы был в Рэме. Он просто не знал.

– Мы слушаем. – Пленилунья с самым доброжелательным видом подался вперёд, Фарагуандо не сказал ничего, и Хайме поднялся. Он твёрдо знал, с чего начнёт и чего не скажет никому и никогда, остальное виделось смутно, но времени на размышления больше не было.

– Да поможет мне Бог, – словно бы про себя прошептал инкверент, глядя на распятие в углу.

В этот миг всё и произошло.