— Вам, Павел Григорьевич, с моей стороны отказа не будет, — заметил обер-прокурор.

Так в затянувшейся игре появилась ещё одна интрига.

Личная проблема, которую генерал Курлов намеревался решить с помощью Синода, заключалась в следующем. Несколько лет назад он развёлся, оставив жене небольшое отступное. В обществе прекрасно знали, что деньги, переданные Курловым жене, из её же наследства, но жест бывшего супруга состоял в том, что он её не обидел. Бедная женщина пробовала было добиться справедливости, но ведь справедливость в руках тех, кто её распределяет. Генерал был дружен с теми, от кого зависело решение вопроса, — спор у бывшей супруги он, конечно, выиграл.

Во всей этой истории имелась некая пикантность — Курлов развёлся с женой из-за супруги своего подчинённого. Как иногда бывает, роман оказался долгим со всеми вытекающими из него последствиями. Мужчина, оказавшийся в такой ситуации, всегда лихорадочно ищет выход. И генерал нашёл этот выход.

На укоры, прозвучавшие в его адрес в обществе, он ответил решительно и даже сыграл роль влюблённого, ради любви жертвующего карьерой.

— Мне много лет, — говорил он, — у меня бывали увлечения, но она — самое главное в моей жизни. Ради неё я готов на всё, даже на отставку.

Государыне его фраза понравилась. Она за него заступилась. И Николай II его простил.

Когда прощает государь, прощает и общество. Курлов на плаву удержался. Он женился на двадцатипятилетней женщине, которая ему в дочери годилась, а её мужа, чтобы не шумел, пристроил в другое ведомство. Тот был доволен: избавился от неверной супруги и получил повышение. Иной раз одно с лихвой компенсирует другое.

Из серой тетради:

“Женитьба на молодой женщине, имеющей алчный аппетит на роскошь, всегда приносит печальные последствия для мужчины. Курлову стало не хватать денег, из-за чего он влезал в долги, брал большие суммы в кредит, чтобы удовлетворить потребности жены. Но деньги быстро таяли. Генерал вынужден был использовать и секретные фонды, которые выделялись на содержание агентуры. Шеф жандармов имел право пользоваться средствами, отведёнными на тайные акции, но то были государственные деньги, ревизию которых можно было легко осуществить. После того как Курлов за спиной Столыпина возвысил собственную персону и взял в свои руки всю охрану империи, выведя её из-под контроля министра и главы правительства, Столыпин обязан был сделать свой ход”.

И Пётр Аркадьевич свой ход сделал.

Однажды премьер имел с Крыжановским, которому многое доверял, приватный разговор.

— До меня дошли слухи, что Курлов живёт на широкую ногу, влезает в долги и даже тратит деньги из секретной кассы на свои личные потребности. До вас доносятся такие сведения?

— Да, — ответил Крыжановский, — об этом в министерстве поговаривают.

— Надо бы провести ревизию кассы, но только после того, как будут получены подтверждения, — сказал Столыпин. — Иначе Курлов побежит к своим приятелям, чтобы свалить вину на проверяющих. При поддержке двора он может рассчитывать на спасение.

Крыжановский заметил, что вряд ли государь, узнав о его проделках, позволит ему остаться в должности.

— Он не Рейнбот, — заметил товарищ министра.

— Да, — согласился с ним Столыпин. — Он не Рейнбот. Тот наказан, а этот постарается наказания избежать.

История с Рейнботом была хорошо всем известна. Московский градоначальник, уличённый в хищении из казны, был сурово наказан, хотя государь к нему благоволил и не хотел поступать с ним строго. Но Столыпин тогда держался иного мнения:

— Если вы не накажете проворовавшегося градоначальника, то другие поймут, что им всё можно. У нас же есть законы!

Под нажимом Столыпина государь всё же согласился, что законы надо соблюдать, и Рейнбот был осуждён за казнокрадство на четыре года.

Но с Курловым, понимал министр, будет намного сложнее. Если за Рейнбота стоял лишь один государь и его можно было убедить, что зло наказуемо, то за генерала стояли не только Саблер, Распутин, знаменитый тибетский знахарь, пользующийся большим влиянием при дворе, Бадмаев, но и сама государыня.

Хорошо понимал это и Крыжановский.

Но решение было принято: все сведения о Курлове стали поступать в особую папку министра, о которой знали всего два человека. Больше знать не могло, потому что сам генерал заведовал всей тайной полицией и знал то, чего не знали ни сам министр, ни его заместитель.

Любое дело начинается с первого шага, пусть даже небольшого. Так строится дом — кладётся первый камень, затем второй, третий...

Одна из секретных папок министра стала полнеть. В неё складывались всё новые, поступающие непрерывно листочки.

— Мне сдаётся, что Рейнбот, осуждённый за растрату казённых денег, — заметил как-то Пётр Аркадьевич Крыжановскому, — выглядит перед нашим Павлом Григорьевичем шалунишкой-школяром.

В папке накапливались не только доказательства воровства, но и сведения о взятках, которые Курлов вымогал, чтобы жить на широкую ногу. Товарищ министра, отвечавший за всю полицию империи, в том числе и тайную, шеф корпуса жандармов попирал все законы, которые был обязан охранять.

Столыпина такая информация раздражала. Что там Рейнбот! Товарищ министра Гурко, который отвечал за хлебозаготовки и проворовался 1906 году, был в хороших отношениях с Петром Аркадьевичем, но Столыпин не стал его прикрывать, а отдал под суд.

— Вы намерены сделать доклад государю в отношении Курлова сейчас, до поездки, или после? — спросил Крыжановский своего начальника.

— Наверное, всё же после его отдыха и моего возращения из отпуска. Пожалуй, в сентябре. Тогда у всех будет рабочее настроение, да и другие дела мешать не станут...

Столыпин подержал папку в руках и убрал её в сейф.

Из серой тетради:

“На вопрос, заданный Курлову в отношении имевшейся у Столыпина папки с документами, подтверждающими его растраты и долги, генерал ответил неохотно. По его словам, всё это слухи. Никаких долгов не было, а растрат тем более. Сейчас, по истечении времени, против него можно собрать всё, что угодно, но всё равно доказательств не будет. Если думают, что существовали какие-то документы, то ошибаются. Их не было.

Говорить на затронутую тему дальше он не захотел.

Можно ли верить Курлову?

Крыжановский, намеревавшийся писать свои собственные воспоминания, утверждает, что такая папка была, и что Столыпин имел неопровержимые доказательства непорядочности генерала и был намерен после Киева ими воспользоваться. Видимо, отрицая существование папки, генерал намерен был отвести от себя подозрения в организации или потворстве заговору против премьера, своего бывшего министра...”

И другая запись:

“Необходимо уточнить, кто, кроме Курлова, присутствовал при изъятии документов