так вот это усугубляют бесы одним своим видом, который человек, а тем более душа, переносить просто не в состоянии. Однако стоит заметить, что в подавляющем большинстве случаев нам приходится иметь дело с болезнью… Немного отвлекся я, простите… Так вот. Хотя, вот что, коллега, если бы проследить последние несколько лет Смысловского, думаю, можно было бы констатировать сильные изменения, особенно последние месяцы, и вот тут…, ты знаешь…, я не стал бы утверждать, что тут не обошлось без злой силы. Да, да…, теперь мое прежнее мнение имеет некоторые бреши… Слава Богу!

— А вот Владыка сказал, что в каждом свой бес… — это он, конечно, не о патологиях, а о грехах и страстях, мол, без воинствующего духа злобы не обходится никогда… — Олег и Андрей терпеливо ждали окончания разговора о высоком, но на этой ноте Михайлов решил вклиниться:

— Уважаемые, на вашем клаваквиуме…, тьфу ты!.. коллоквиуме, конечно, интересно, но что писать то?

— Андрюш, а тут нечего писать, тут все просто. Не нужно раскрывать подноготную принадлежности костных останков, просто напиши: костные останки в виде прекрасно сохранившихся костей черепа в полном объеме, идентифицировать которые не представляется возможным в следствии обработки поверхности черепа напильником.

— Ну да… Нормально звучит, и дело возбуждать не нужно…

ЭПИЛОГ

Марина, не думая и минуты, решила приобрести эту землю, хозяин участков, хоть и удивился желанию жить в такой глуши женщине, привыкшей к блеску и благам цивилизации, но не задумываясь скинул цену и посоветовал, к кому обратиться за качественным срубом.

На следующий день, осматривая огромные бревна и пытаясь понять, как может выглядеть сам дом, она вспомнила о необычности этих мест, и решила оставить этот вопрос открытым до приезда мужа.

Лизу сразу взять не получилось, еще придется пройти, через многие препоны, обучение в школе приемных родителей, суд, систему, лишь поверхностно выглядящую целесообразно, не учитывающую всех аспектов, но главное очень затянутую, что тяжело и для детей, и для приемных родителей. Здесь будущей матери предстояло еще столкнуться и с хорошими людьми, искренне переживающими за судьбы беспризорников и сирот, и с теми, кто плевать хотел на детей и родителей, видя в этом только возможность наживы. Но имея таких покровителей, по-иному сложиться не могло, и через несколько месяцев Лиза с удовольствием представлялась Елизаветой Алексеевной Шерстобитовой.

Лагидзе с удовольствием посещал Демянск, только теперь добираясь на своем личном вертолете, часто привозя иностранных коллег, все время пребывания здесь не закрывавших рот от изумления красот русского севера.

В общем-то, ничего не поменялось с тех пор в Демянском районе, кроме того, что от Еременко настойчиво требовали превратить район в особую туристическую зону, чему мешали, прежде всего, «убитые» лесовозами дороги. Инвестор, имевший желание сделать курорт и построить санаторий недалеко от «Ореховной», узнав о произошедшем там во всех подробностях, исчез с горизонта. Как сказал глава администрации: «Наверное, почувствовал, как сам подгорает на святой земле».

Мало кому из демянцев могли понравиться планы развития туристических маршрутов, строительства системы отелей, санаториев, курортов, как минимум потерей земель, который обыкновенно скупают сразу сотнями гектаров, огораживают, делают частными владениями, оставляя местным жителям только болота и непроходимые места, лишая выхода к берегам озер и рек.

Кто знает, может быть, когда-то появятся средства, и твердая рука сподобится вложить их таким образом, чтобы ничего не изменить и не испортить, создав основу для экономики района, пусть и на основе туризма и отдыха, ведь не зря испокон века места эти назывались путешественниками «Русской Швейцарией». Когда-нибудь так и будет…

Надо отметить, что события, описанные в книге, не канули в безвестность, но просочившись в мир суеты, привлекли к Демянску многих искателей приключений и экстрима. Но ни один из них не смог найти ни проводника, ни Демянского бора, ни даже того места, где ушла под землю церковь, хотя и становились участниками и свидетелями многих чудных историй, приезжая вновь и вновь, потому что нельзя не полюбить этот край, не увлечься его загадками, не оценить кристальную чистоту природы, не переоценить историю его и значимость не только для людей далекого прошлого, но и сегодняшнего настоящего.

Можно констатировать, сложившуюся здесь сегодняшнюю ситуацию, как катастрофическую, в связи с алкоголизацией молодого поколения, предпочтения родных просторных пенатов городу. Где-то я слышал, что когда-то, совсем в древние времена земля отчищалась подобным образом от человеческого несоответствия своей святости, переводя его в подобающее ему место. Да, люди хотят городского уюта, денег, посещения ресторанов, уважения не от себе подобных, а истеблишмента или тех, кто богато и важно выглядит, статусности, желают вырваться из плена нищеты и зависимости от той же земли, на которой нужно работать. Да они предпочитают город деревне и имеют на это полное право, но что на что он меняют? Что, приобретая, оставляют они для своего потомства?

Как умиляемся мы, внимая красоте италийских пейзажей на фоне виноградников, горных чайных плантаций, греческих оливковых королевских рощ с тысячелетней историей. С открытыми ртами засматриваемся на простых фермеров европейского запада или Америки, довольными восседающими на фоне своих садов и золотящихся колосьями полей. Как любим читать о свободе и самодостаточности рыбаков первых веков, охотников, собирателей. Глядя на все эти прекрасы, мы имеем от самого рождения лучшее, чем Господь дает им, но вырастая покидаем, меняя на грязь и суету города, добиваясь же высоких заработков и положения, гордимся в своей слепоте, тем, что заживо себя похоронили.

Безусловно современность с ее ошибочностью и нарочитостью политики, направленной на уничтожение фермера, тяжка, но Господь всегда дает трудящемуся более заслуженной им награды! Разве не столько же сил и воли тратит бросивший землю, изо всех сил, пытающийся стать горожанином? Но что он имеет за свои труды? Землю? Нет! Но он рад ее отсутствию, оправдываясь, что она ему не нужна. Чистые, настоящие продукты, в которых уверен? Нет! Но это его не волнует. Театры, музеи, кинотеатры? Нет! У него нет ни желания, ни времени на их посещение. Может чистый воздух и свободу? Нет! В городе нет ни того, ни другого. Наверное, соседей, которые дороги, близки, всегда готовы помочь? Нет! часто горожанин теперь не знает, кто живет рядом. Значит, должно быть тихо, спокойно, безопасно? Нет! Об этом лучше молчать, поскольку лишь в средневековья городские стены были аналогом безопасности — слишком многое должен горожанин соблюдать, что бы обманувшись, убедить себя в своей безопасности. Что же тогда? Ни общения с природой — только стены, стекло, машины; ни звуков ее первозданности — только какофония города