И Эжен сокрушённо усмехнулся:

– Да, близнецы… Я чуть не похлопал его по плечу, но тот отпрыгнул от меня, как ошпаренный. Тогда я смекнул, что надо бы поумерить свой пыл: «Да ладно, сударь, граф так граф, но зовут то тебя Антуаном, верно?» И он согласно кивнул. А тем временем несчастный пёс подполз к моим ногам и жалобно заскулил. Видите ли, я знал эту псину, очень добрый весёлый пёс, и его обиду я воспринял как свою. Но обидчиком оказался потерянный брат! «За что ты его избил? Если бы ты не был моим братом, я бы нагрел тебе холку. Этот пёс – добрейшее создание!» – сказал я ему. «Да что ты себе позволяешь!? Какой я тебе брат, оборванец! И не смей мне указывать! А то сам получишь той же плетью!» – едва ли не заорал Антуан. «Не понял», – и правда, не понял я. Я просто отказался расслышать в его словах угрозу. «Твоё добрейшее создание осмелилось укусить меня! За это и получил!» – тем временем продолжал бушевать братишка, – «А ты… Сейчас же убирайся отсюда, пока я не позвал слуг. Ишь, обнаглел, воспользовался нашим сходством и заявляет, что он мой брат!» «Но я и правда твой брат! Ты, видимо, просто забыл, как мы с тобой вместе побирались на грандонском рынке!» – признаюсь, и я начал терять терпение. «Что!? Что бы я побирался на грандонском рынке?!» – Антуан даже позеленел и как хлестнет меня этой своей плетью. Вот тут-то мы и сцепились, казалось, на смерть, но ему повезло больше, он оказался сверху, а я лицом прямо в грязи. Поверьте, я бы заставил его поменяться со мной ролями, я был сильнее… Но тут откуда-то прибежали его воспитатели, оторвали его от меня и увели, но прежде один из них не забыл меня пнуть, так сказать, в назидание. Да так постарался гад, что у меня даже в глазах потемнело. Вот так и остались мы с тем псом на пару зализывать раны. Ну и как вам это?

– Да, горько, – согласился Рай, – Но ты слишком круто на него налетел.

– Ну… Я потом много думал о том… может быть, вы и правы. Хотя… – Эжен тряхнул головой, – Знаете, та наша с ним встреча стала началом длинной… ну, если не чёрной, то уж точно странной полосы в нашей с Виктором жизни. Достаточно сказать, что в первое же после этого плавание нашу "Счастливую Надежду" взяли на абордаж пираты, и мы провели в их плену почти полгода.

– Это ты об этом упоминал, когда говорил, что вы были пиратами?

– Да, об этом. Нас тогда не убили только благодаря нашему такому сходству. Уж очень это потешало их капитана. Потом сумасшедший побег, нас долго пытались отловить, настоящую облаву устроили. Мы никак не могли от этих пиратов отвязаться, на какой бы корабль ни нанимались, где бы мы ни прятались, будь то испайронский или фрагийский порт, рано или поздно всё равно натыкались на них. В последнюю нашу с ними встречу мы с Виктором не придумали ничего лучше, как поступить на службу к Его Величеству королю Фрагии на фрегат «Изабель». Пришлось приписать себе по паре лет. Там мы стали недосягаемы для пиратов, и даже смогли вздохнуть чуть свободнее. Но ненадолго. Военная жизнь – это не сахар, скажу я вам. Никакого права подумать, оступиться, да ещё командир отменный дурак… Стало тоскливо, а через полгода просто невыносимо. Душа рвалась на свободу, и тут снова Антуан.

– Ваша вторая встреча?

– Да, вторая, мало отличавшаяся от первой, – и Эжен горько усмехнулся, – Это произошло в Грандоне. Наша флотилия тогда стояла там в ожидании приказа отбыть в Западные Колонии. Как раз незадолго до этого мы с Виктором, только по его инициативе, нашли те трущобы, в которых некогда жили, и даже кое-что узнали о той нищенке и нашем брате. Всё, как вы и сказали, приехал какой-то дворянин и забрал их. Помню, как Виктор радовался, и я его понимал. Найти брата в той дыре означало бы, что он был бы глубоко несчастным, может быть, даже падшим человеком. Да, как же у меня тогда чесался язык рассказать Виктору про Антуана. Но что-то остановило. Может быть то, с каким теплом он размышлял о братишке? И потом, что я мог ему сказать? Что успел подраться с ним? Милое дело, я даже не узнал его полное имя. Короче я тогда сдержался от откровений, а уже на следующий день вновь встретил его.

Эжен хлебнул молока и вдруг поинтересовался:

– Я ещё не утомил вас?

– Нет, нет, продолжай, пожалуйста, – Рай даже подался ближе.

Эжен кивнул:

– В тот день я поспорил с товарищами, что совершенно бесплатно наемся досыта в одной из харчевен. Помнится, и ставка была велика, кожаный ремень с моей стороны, и кожаная куртка со стороны боцмана. Так я в компании свидетелей пари явился в таверну «Синий луч». Уж не помню, что я там нёс и как собирался претворить свой замысел в жизнь, да только вдруг увидел я Антуана. Он вырос, как и мы, то есть по-прежнему был на нас с Виктором до безобразия похож, только ясное дело одет богаче нас, точнее меня в тот момент. Помню, как у меня защемило в сердце, я с минуту колебался, а потом решился, отодвинул товарищей и подошёл к Антуану. Он поднял на меня равнодушный взгляд, и в тот же миг сменился с лица. Так я понял, что узнан, и решил, что это достаточный повод, чтобы присесть напротив. Оставленные мною матросы начали зубоскалить. Думаю, они остались в роли зрителей только потому, что успели разглядеть необъяснимо богатое платье Виктора, за которого приняли Антуана. И Антуан почувствовал это их внимание, начал быстро закипать, правда это я понял потом, так сказать, задней мыслью. А тогда… «Ну, здравствуйте, сударь!» – приветствовал я его, – «Вижу, узнали… Как ваша жизнь?» Антуан откинулся на спинку стула, как бы желая от меня отстраниться, смерил высокомерным взглядом и только после этого обронил: «Ты теперь матрос?» «Как видите», – ответил я. Честное слово, я в тот момент не знал, радоваться мне или плакать. Антуан не гнал меня, но и раскрыть объятия не спешил. Впрочем, с этим я ошибся, так как он вдруг заявил: «Вот что, любезный, оставь меня. Наше с тобой неприличное сходство слишком привлекает внимание. Избавь меня от твоего общества. Это ради твоего же блага». «Простите», – возразил я, – «Но у нашего с вами сходства есть причины». «Ну да, мы же братья!» – и Антуан недобро усмехнулся. «Именно! Нас было трое, и жили мы в своё время здесь, в Грандоне, в квартале бакалейщиков, точнее на его задворках. А потом нас с Виктором забрали бродячие артисты, а тебе, как видно повезло больше, тебя прибрал какой-то дворянин. Ты, правда, ничего не помнишь?! Похоже, ты зовёшь этого дворянина отцом, верно?» О, вы бы видели, как вдруг позеленел Антуан: «Да как ты смеешь!» – зашипел он на меня, – «Я родной сын графа и у меня нет и не было братьев!!! И я очень советую тебе поскорее расстаться с мечтой напроситься ко мне в родственники! Ты меня понял?! Забудь об этом, пока я не приказал изуродовать твою физиономию! Мой отец недостаточно богат, чтобы разбрасывать своё состояние на благотворительные усыновления! Я же своё место уступать тебе не намерен!»

– Эжен, признайся, ты сейчас присочинил, – всё-таки решился предположить Рай.

– Нет, – тут же вскинулся юноша, – Я помню эти слова дословно. Помню, что вскочил, словно ошпаренный. Да, мы поднялись из-за стола одновременно. Представляю картинку, дворянин и матрос, а лица одинаковые! Он закончил свою блистательную речь уже в полный голос, и я ответил ему, тоже в полный голос, да так, что это уже услышали все присутствующие: «Да подавись ты своим состоянием! Мы с Виктором много богаче тебя! Хотя бы потому, что мы никогда не отречёмся друг от друга! У тебя гнилая душа, братец!» Тут он схватил кубок с вином и выплеснул его содержимое прямо мне в лицо. А я… я чуть не перепрыгнул через стол, но меня поймали мои, так сказать, товарищи. Антуан оказался передо мной, а у меня руки были вывернуты за спину. Видно, я очень красноречиво на него посмотрел, потому что он вдруг ещё больше позеленел и как даст мне в скулу, да так сильно, что у меня перед глазами всё поплыло. У этого дворянчика оказалась тяжёлая рука.