Ожидая ответа, она напряглась, но секунды утекали в никуда, а Давид все молчал. Лишь через время ответил:

– Как я мог просить ТЕБЯ о таком? Я и мечтать не мог, что ты пошла бы на такое!

– Пошла бы! – запричитала она. – Побежала бы! Давай так и сделаем, милый, а? Но от твоей жены все равно придется избавиться, ведь она свидетель. Нам не нужны сплетни, так? Мы можем оставить ее здесь, в бункере. Слугам скажем, что она сбежала. Мы не будем убивать ее сами, просто позволим ей умереть… Никто не узнает, это же бункер! Ее криков никто не услышит. Все будет шито-крыто… Если она вообще еще жива…

– О, Гаяне, скажи, что ты ничего ей не сделала! – взревел Давид в трубку.

– Заботишься о своей шлюхе? – ревниво взвизгнула она.

– Не глупи, я совсем не о ней беспокоюсь, – отрезал Давид строго. – Она носит ребенка. Нашего с тобой ребенка!

– Нашего ребенка? – недоверчиво спросила Гаяне.

– Как брат и сестра мы не сможем иметь нормальных детей, разве тебе не ясно? А Яна родит нам такого. После этого сможем от нее избавиться.

– Я не хочу ее ребенка! – тут же начала спорить Гаяне. – К тому же мы не кровные брат и сестра. Мы кузены, можно рискнуть родить своего.

– Ребенок не то, чем стоит рисковать, – снова строго отрезал он. – Ты знаешь мое серьезное отношение к детям, так, Гаяне? Я не хочу делать ребенка, который может родиться с отклонениями. Но полноценную семью хочу. С тобой хочу! Вслушайся в голос разума. Ты понимаешь меня?

– Д-да… – ответила она, слегка заикнувшись.

– Именно поэтому мы не можем сейчас избавиться от Яны. Где она?

– Заперлась от меня в туалете… – проговорила Гаяне.

– Отлично, пусть посидит там, а ты открой мне, и мы поговорим с глазу на глаз.

Последняя его фраза прозвучала как приказ. Давид часто говорил с ней так – повелительным тоном. Гаяне нравилось, что он такой решительный, обычно она беспрекословно его слушалась. Но не теперь… Она просто не могла позволить выманить себя отсюда без гарантий.

– Я давно люблю тебя, Гаяне… – вдруг проговорил Давид. – Я действительно и подумать не мог, что ты согласилась бы быть со мной тайно для общества. Да, я глупый слепец, ты все правильно сказала. Я очень жалею о том, что ты не призналась раньше, и жалею, что не признался сам…

– О, я хотела признаться раньше! Сотню раз мечтала тебе сказать! – заголосила Гаяне.

– Тогда давай не будем терять время, и так столько его упущено… – И снова он повторил с сожалением: – Если бы я только знал, что мои чувства взаимны… Ты знаешь, как я мучился все эти годы?

– Ты мучился? – спросила она не верящим голосом.

– Конечно мучился! Думаешь, мне было легко смотреть на тебя в бикини у бассейна? Или в тех откровенных нарядах, в каких ты появлялась на ужине? А помнишь, в прошлом году на мой день рождения я резко сорвался в поездку на неделю, сразу после того как ты вышла меня поздравить?

– Помню… – тихо сказала она.

Тот день до сих пор отдавался болью в сердце.

Она ждала его целый день, приготовила для него подарок – швейцарские часы. Наряжалась и красилась не один час. Выпорхнула к нему навстречу красивая, словно бабочка. А он приехал домой на две минуты, чмокнул ее в щеку, даже не развернул подарка и сказал, что ему снова надо уезжать.

Гаяне после этого проревела всю ночь.

– Когда я увидел тебя в том коротком красном платье, у меня внутри все закипело. Я дышать рядом с тобой нормально не мог, так тебя хотел. Но в самом деле не мог же я оскорбить тебя пошлыми приставаниями… Я ведь не знал о твоих чувствах…

На секунду Гаяне позволила себе скользнуть в любимую фантазию. Представила, как фантастически здорово бы было оказаться сейчас в руках Давида, почувствовать его губы на своих губах, отдаться ему всей душой и телом.

– Я так давно тебя хочу! – проговорил он с чувством.

И она не устояла.

Ни о чем не думая, ввела код, распахнула тяжелую дверь и выскочила из бункера, распахнув объятия.

Однако оказавшись снаружи, Гаяне наткнулась на полный бешенства взгляд.

Она в жизни не видела Давида таким злым. Его лицо напоминало лицо убийцы из фильма ужасов.

Брат без слов размахнулся и влепил Гаяне пощечину. Ее левую щеку обожгло, удар оказался настолько сильным, что она не удержалась на ногах, рухнула на пол.

Такой сильной боли она еще никогда не испытывала. Боли разбившихся надежд.