Бринером, после чего я окончательно уверился, что это будущая звезда кинематографа. А почему бы ему не стать звездой при моём непосредственном участии? Почему бы на моей студии не снять ту самую «Великолепную семёрку»?

— Юл, — спросил я его на русском, — не хотите попробовать свои силы в Голливуде?

— Ну, у меня был небольшой опыт в фильме «Порт Нью-Йорка», но я не отказался бы сняться в каком-нибудь проекте студии Barbara Films. — Глаза его загорелись, он даже сигарету вытащил изо рта, и я понял, что он мой.

А три дня спустя Бриннер переступил порог моего офиса на киностудии и поставил подпись под контрактом на фильм… «Великолепная семёрка». Я подумал, что незачем изобретать велосипед, и оставил знакомое мне название.

Мне же предстояло опять засесть за сценарий, но я сделал это с удовольствием. Сюжет картины помнил достаточно хорошо, а Бриннер, само собой, получил главную роль — стрелка Криса, собравшего таких же отчаянных парней для защиты нищей мексиканской деревушки от банды головорезов.

Под это дело я подтянул и режиссёра Энтони Манна, чей вестерн «Винчестер-73» собрал неплохую кассу в 1950-м. Он только что закончил съёмки «Излучины реки» и, воспользовавшись паузой, согласился поработать на меня…

Минуло Рождество, наступил новый, 1953-й год… Пришёл апрель, а известий о смерти Сталина так и не было. Видать, жив курилка. Я по-прежнему с головой пребывал в делах и помнил о своей идее снять «Вия». А одной тёмной апрельской ночью, памятуя, что в Москве разгар рабочего дня, набрал уже знакомый телефон председателя Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР Николая Беспалова. Связь была замечательная, словно человек сидел напротив меня. Услышав мой голос, Николай Николаевич радостно воскликнул:

— Мистер Бёрд! А я слышал, вы в тюрьме?

— Хм, ну, в общем-то, так и было. К счастью, недоразумение разрешилось, и я уже на свободе… Помните наш разговор о съёмках «Вия»?

— Ещё бы! Сами-то не утратили желания заняться этим проэктом? — спросил он, выделив в последнем слове букву «э».

— По этому поводу и звоню. Как вы, готовы принять нашу маленькую делегацию?

Разговор длился около пятнадцати минут и завершился заверением Беспалова принять американскую делегацию на высшем уровне, так как этот вопрос был согласован ещё в мой последний визит в СССР.

— Тогда, Николай Николаевич, технику я завтра же отправляю морем до Владивостока, дальше по железной дороге, а лучше самолётом, её нужно будет доставить до места съёмок, с которым мы определимся, прибыв в Москву заранее. Также придётся готовить визы для меня, моей жены, детей и моего помощника, — заключил я, памятуя, как страдает Стетсон после отъезда Вишневской.

Возражений не последовало, правда, о членах нашей небольшой делегации Беспалов обещал посоветоваться «кое с кем». И попросил перезвонить на следующий день. Я перезвонил следующей ночью и услышал, что вопрос решён положительно и мы можем подавать в советское консульство документы на выезд.

Неделю спустя мы впятером, Данька у меня на руках, спускались с трапа самолёта в аэропорту Внуково. Начало мая в Москве выдалось тёплым, так что заготовленные заранее плащи мы так и не стали надевать.

Нас встречал лично Беспалов, его помощник, явно смахивающий на сотрудника органов, и… скромно стоявшая в сторонке Галина Вишневская. Я сначала удивился её появлению, мол, откуда узнала о нашем прилёте, но, покосившись на довольно улыбавшегося Саймона, понял, что тут не обошлось без личного звонка.

— Ну иди, обними свою невесту… Или вы пока на этот счёт не говорили?

— Говорили, и она на прошлой неделе получила развод, так что Галина теперь свободная женщина, — ответил сияющий Стетсон, и на полных парах рванул к будущей приме мировой оперной сцены.

Для нас приготовили шестиместный лимузин ЗИМ чёрного цвета, куда втиснулись все, кроме Вишневской, которая, как сообщил мне наобнимавшийся Стетсон, на такси помчалась в Большой на репетицию.

— Кстати, Николай Николаевич, — окликнул я сидевшего спереди Беспалова, — нам бы валюту на рубли поменять.

— Решим, — заговорщически подмигнул тот.

За каждый доллар по официальному курсу мы получили по четыре рубля, причём больше тысячи долларов поменять не удалось. Зато теперь были на первое время карманные деньги. Это не считая моего финансирования проекта и дорогостоящей техники вкупе с рулонами «кодаковской» плёнки, плывущими от берегов Калифорнии во Владивосток. Нехилый подарок получался советскому кинематографу, хотя и я надеялся получить только с советского проката неплохую прибыль.

Несколько дней ушло на осмотр Москвы, в которой Варя давненько не бывала, а дети так вообще впервые оказались в столице СССР. Саймон же сутками пропадал с Вишневской, и, похоже, дело действительно двигалось к свадьбе.

А накануне отъезда на Украину, где мы собирались искать натуру, в нашем гостиничном номере ровно в восемь утра затрезвонил телефон.

— Мистер Бёрд? — спросил мужской голос на русском.

— Да, я слушаю вас.

— Вас беспокоит Поскрёбышев Александр Николаевич, личный помощник Иосифа Виссарионовича.

Та-а-ак, нормальный заход, и что это значит?

— Товарищ Сталин приглашает вас сегодня во второй половине дня вместе с женой и детьми посетить его дачу в Кунцево. Автомобиль за вами заедет в 16.30. Просьба в это время находиться в гостинице и никуда не отлучаться.

— Ясно… А что насчёт моего помощника Саймона Стетсона?

— Насчёт его никаких распоряжений не было.

— Ну и ладно, тогда я разрешу ему провести этот вечер в своё удовольствие.

На Ближней даче мне бывать доводилось только в прежней жизни в качестве посетителя, когда меня туда провели по блату. Планы превратить дачу в дом-музей Сталина не осуществились, и она так и оставалась режимным объектом. Сейчас же, когда Хозяин был ещё жив, нам пришлось миновать несколько постов охраны, причём на последнем обыскали не только меня, но и Варю, даже к детям настороженно присматривались. Наконец правительственный ЗИС остановился у крыльца, где нас встретил начальник личной охраны Вождя товарищ Власик.

Насколько я помнил, в этом двухэтажном с несколькими верандами строении было семь комнат, пол застлан паркетом, а на окнах висели короткие шторы, не закрывающие радиатор отопления. Тогда мне рассказали, что Сталин велел делать шторы такими короткими якобы для того, чтобы за ними не могли спрятаться злоумышленники. Сейчас имелась возможность спросить у него об этом лично, но, само собой, такой глупости я совершать не собирался.

Думал, нас заведут к Кобе в кабинет, но он вышел нам навстречу. По сравнению с нашей последней встречи, случившейся в далёком 43-м, Сталин заметно сдал, только взгляд оставался таким же острым и пытливым. Обязательные френч и сапоги, в левой руке — незажжённая трубка, но правую не протянул для