Затем последовала серия рекомендаций и отчетов, касающихся продолжительности и опасности труда, установления заработной платы, прав работников и их представителей. К сожалению, МОТ не хватило средств и полномочий для применения санкций, которые были бы необходимы для обеспечения выполнения ее рекомендаций.

В 1920-е годы МОТ регулярно призывала Францию прекратить использование неоплачиваемого труда и принудительное перемещение работников, что, по ее мнению, приближалось к форме подневольного труда. Но французские власти отвергали эти обвинения, настаивая на том, что они лишь недавно распространили на всех "туземцев" (а не только на самых "развитых", этим словом колониальная администрация обозначала небольшое меньшинство туземцев, принявших европейский образ жизни) возможность избежать трудовой повинности, заплатив денежный сбор. Одним из любимых аргументов французской администрации было то, что многие обвинения в принудительном труде, особенно на Конго-Океанской железной дороге, на самом деле были связаны с призывом в армию, который был одной из немногих форм неоплачиваемого труда, разрешенных МОТ, при условии, что военные не использовались для выполнения гражданских задач (МОТ подозревала Францию в злоупотреблении этой лазейкой). Французские власти, оскорбленные таким вторжением в то, что они считали своим "национальным суверенитетом", отказались ратифицировать конвенцию МОТ в 1930 году. Поэтому неоплачиваемый принудительный труд в форме "услуг" и призыва продолжался во французских колониях до конца Второй мировой войны, например, на плантациях какао в Береге Слоновой Кости. Декрет 1912 года был отменен только 1946 году в совершенно ином политическом контексте, когда Франция неожиданно оказалась готова пойти на любые уступки, чтобы избежать разрушения своей империи.

Поздний колониализм: Южноафриканский апартеид, 1948-1994 гг.

Система апартеида, действовавшая в Южной Африке с 1948 по 1994 год, несомненно, была одной из самых экстремальных попыток создать правовой режим, отделяющий колонизаторов от колонизированных в прочной структуре неравенства. Моя цель здесь - не написать историю апартеида, а просто обратить внимание на ряд моментов, имеющих особое значение для общей истории режимов неравенства. По окончании Бурской войны (1899-1902), в которой британцы с огромными усилиями в конечном итоге одержали победу над потомками первых голландских поселенцев, был создан Южно-Африканский Союз, который сразу же приступил к объединению нескольких ранее отдельных территорий. В некоторых из них, прежде всего в британской Капской колонии, политический режим был скорее цензовым, чем расовым: черные, цветные (смешанной расы) и азиаты (в основном индийцы), которые были достаточно богаты, имели право голоса и составляли незначительное меньшинство среди преимущественно белого электората. Но буры категорически возражали против распространения этой системы на остальную часть Союза, особенно на Трансвааль, колонию Наталь и Оранжевую колонию. Африканерская элита быстро укрепила систему дискриминации, приняв Закон о регулировании труда коренного населения 1911 года, который контролировал мобильность рабочей силы, требуя от каждого чернокожего рабочего иметь при себе пропуск, когда он покидает место работы. Закон о земле туземцев от 1913 года наметил ряд "туземных резерваций", которые охватывали 7 процентов территории страны (хотя чернокожие составляли 80 процентов населения). Белым не разрешалось обрабатывать землю в резервациях, а африканцам, естественно, запрещалось владеть или арендовать землю в "белой зоне". Эти меры были радикализированы после официального установления апартеида в 1948 году, а в 1950-1953 годах они были дополнены Законом о регистрации населения, Законом о групповых территориях и Законом об отделении удобств, и все это до официального прекращения британского надзора в 1961 году.

Голосование также было организовано на строго расовой основе: все белые и только белые имели право голосовать без каких-либо квалификационных требований к имуществу. В 1960-х и 1970-х годах, на фоне волны движений за независимость и в разгар холодной войны, южноафриканцы, столкнувшись с резкой критикой из-за рубежа, обсуждали целесообразность восстановления избирательных прав для некоторых чернокожих с определенным имущественным цензом. Проблема заключалась в том, что если использовать одинаковый налоговый или имущественный порог для белых и черных, то для обеспечения белого большинства потребуется чрезвычайно высокий порог, а это означало бы лишение белого рабочего и среднего класса права голоса; однако эти классы не собирались уступать свои недавно завоеванные политические права богатым черным. Однако если слишком снизить порог, черные вполне могут стать большинством и прийти к власти. Именно это в конечном итоге и произошло после окончания апартеида в 1990-1994 годах. В 1994 году был избран Нельсон Мандела, что африканеры долгое время считали немыслимым, пока решимость демонстрантов в поселках при поддержке международных санкций не заставила их согласиться на изменение правил.

Прекращение апартеида и дискриминации сделало возможным продвижение меньшинства чернокожих, которые вошли в политическую и экономическую элиту страны. Например, если в 1985 году доля чернокожих в верхнем центиле распределения доходов составляла всего 1 процент, то в период 1995-2000 годов она составила почти 15 процентов, главным образом потому, что чернокожие получили доступ к высшим государственным должностям, а также потому, что часть белого населения покинула страну. Однако с тех пор доля чернокожих в верхнем центиле несколько снизилась, упав до 13-14 процентов в 2010-х годах. Другими словами, белые по-прежнему составляют более 85 процентов верхнего центиля (и почти 70 процентов верхнего дециля), хотя на их долю приходится чуть более 10 процентов всего населения. Южная Африка прошла путь от ситуации, когда чернокожие были полностью исключены из числа высокопоставленных работников, до ситуации, когда они теоретически допускаются, но белые по-прежнему гипердоминируют. Поразительно также обнаружить, что с момента окончания апартеида в Южной Африке увеличился разрыв между 10 процентами верхнего уровня распределения доходов и остальным населением (рис. 7.5).

Отчасти это можно объяснить необычной конфигурацией южноафриканской политики, в которой Африканский национальный конгресс (АНК), партия, возглавлявшая борьбу против апартеида, продолжает занимать квази-гегемонистское положение, но никогда не проводила подлинной политики перераспределения богатства. После окончания апартеида не была проведена аграрная реформа и не было принято достаточно амбициозной фискальной реформы; это означает, что невероятное неравенство, вызванное тем, что черные южноафриканцы были ограничены менее чем 10 процентами территории в течение почти столетия (с момента принятия Закона о земле коренных народов в 1913 году до 1994 года), по сути, осталось на месте. Действительно, в АНК в целом доминируют фракции с довольно консервативной позицией по вопросам перераспределения и прогрессивного налогообложения, хотя общественно-политическое давление в этом направлении усилилось с начала 2010-х годов. Следует также подчеркнуть, что глобальная идеологическая среда в период 1990-2010 годов вряд ли была обнадеживающей. Если бы правительство ЮАР предприняло программу перераспределения земли, она, вероятно, вызвала бы сильную оппозицию со стороны белого меньшинства, и в этом случае отнюдь нельзя быть уверенным, что поддержка, которой пользовался АНК в западных странах, сохранилась