С помощью этого приема "неравноправных договоров" колониальные державы смогли захватить контроль над многими странами и иностранными активами. На основании более или менее убедительного предлога (например, отказ страны достаточно широко открыть свои границы, или бунт, в ходе которого напали на европейских граждан, или необходимость поддержания порядка) проводилась военная операция; После этого колониальная власть требовала юрисдикционных привилегий или какой-либо финансовой дани, уплата которой требовала захвата административного контроля, скажем, над таможней, а затем и над всей фискальной системой, чтобы повысить доходность для колониальных кредиторов (в сочетании с регрессивными налогами, которые вызывали сильную социальную напряженность и в некоторых случаях подлинные налоговые восстания против оккупанта), что в конечном итоге приводило к захвату всей страны.

Пример Марокко является показательным в этом отношении. Общественное мнение в Марокко в пользу оказания помощи мусульманским соседям страны в Алжире (завоеванном Францией в 1830 году) вынудило султана предложить убежище лидеру алжирских повстанцев Абделькадеру. Это дало Франции идеальный предлог для обстрела Танжера и навязывания первого договора Марокко в 1845 году. Затем Испания воспользовалась восстанием берберов как предлогом для захвата Тетуана и наложения большой военной репарации в 1860 году; образовавшийся долг был впоследствии рефинансирован через банкиров в Лондоне и Париже, и погашение этих кредитов вскоре поглотило более половины таможенных доходов Марокко в год. Одно за другим, и Франция, в конце концов, сделала Марокко протекторатом в 1911-1912 годах после вторжения на большую часть территории страны в 1907-1909 годах, официально для защиты своих финансовых интересов и своих граждан после беспорядков в Марракеше и Касабланке. Интересно отметить, что завоевание Алжира в 1830 году было оправдано якобы необходимостью искоренения барбарийских пиратов, угрожавших в то время средиземноморскому судоходству, - пиратов, которых дей Алжира обвиняли в том, что они терпят в своем порту, что послужило предлогом для французской цивилизаторской миссии. Другим, не менее серьезным мотивом было то, что для снабжения зерном экспедиционных сил, отправленных в Египет в 1798-1799 годах, Франция взяла на себя гарантированный деем долг, который сначала Наполеон, а затем Людовик XVIII отказались возвращать, и это стало постоянным источником напряженности в период Реставрации. Вот еще одна иллюстрация ограниченности проприетарной идеологии в регулировании социальных и межгосударственных отношений: в споре каждая сторона может по-своему использовать эту идеологию для оправдания своего стремления к богатству и власти, что быстро приводит к логическим противоречиям при определении приемлемых для всех норм справедливости; конфликты приходится разрешать путем применения голой силы и вооруженного насилия.

Кроме того, следует отметить, что такое грубое правосудие между государствами и постоянное стирание границ между военной данью в прошлом и государственным долгом в настоящем можно встретить и в самой Европе. В конце долгого и сложного процесса объединения Германии, от Германской конфедерации 1815 года до Северогерманской конфедерации 1866 года, новое имперское немецкое государство воспользовалось своей победой во франко-прусской войне (1870-1871), чтобы наложить на Францию тяжелую репарацию в размере 7,5 миллиардов золотых франков, равную 30 процентам национального дохода Франции в то время. Это была значительная сумма, намного превышающая военные расходы на войну, но Франция выплатила ее полностью без заметного влияния на ее накопленное финансовое богатство - признак того, насколько процветающими были французские владельцы недвижимости и сберегатели в конце девятнадцатого века.

Разница была в следующем: если европейские колониальные державы иногда облагали друг друга данью, то когда речь шла о навязывании высокодоходного господства остальному миру, они обычно были союзниками - по крайней мере, до своего окончательного самоуничтожения вооруженными силами в период 1914-1945 годов. Хотя обоснования и формы давления эволюционировали, было бы неправильно полагать, что такое грубое обращение одних государств с другими полностью исчезло или что голая сила больше не играет роли в определении финансовой судьбы государств. Рассмотрим, например, непревзойденную способность Соединенных Штатов налагать ошеломляющие санкции на иностранные фирмы, а также сдерживающие торговые и финансовые эмбарго на правительства, которые считаются недостаточно сговорчивыми - способность, не связанная с глобальным военным доминированием США.

О трудностях, связанных с принадлежностью к другим странам

Часть зарубежных активов Франции и Великобритании в период 1880-1914 годов также была получена за счет положительного сальдо торгового баланса, который эти две промышленные державы смогли получить с начала девятнадцатого века. Однако несколько моментов требуют уточнения. Во-первых, нелегко сказать, как выглядели бы торговые потоки в отсутствие вооруженного господства и насилия. Это очевидно в случае экспорта опиума, навязанного Китаю после Опиумных войн, который способствовал официальному профициту торговли в первые две трети девятнадцатого века. Но это справедливо и для других видов экспорта, включая текстиль. Структура торговли формировалась под влиянием международного баланса сил и чрезвычайно жестоких межгосударственных отношений. Текстильная промышленность сама зависела от поставок хлопка, произведенного рабским трудом, а экспорт выиграл от карательных тарифов, наложенных на продукцию Индии и Китая, о которых я скажу подробнее позже.

Рассматривать торговые потоки XIX века как прямолинейные последствия "рыночных сил" и "невидимой руки" вряд ли серьезно и не может объяснить явно политические преобразования межгосударственной системы и мировой торговли, которые действительно имели место. В любом случае, если принять торговые потоки как данность, факт остается фактом: положительное сальдо торгового баланса, которое мы можем измерить на основе доступных источников за период 1800-1880 годов, может объяснить лишь небольшую часть (от четверти до половины) огромной массы иностранных финансовых активов, накопленных Великобританией и Францией к 1880 году. Следовательно, большая часть этих активов была накоплена другими способами, будь то квазивоенные формы дани, о которых говорилось ранее, безвозмездные присвоения того или иного рода или необычайно высокие доходы от определенных инвестиций.

Наконец, но, возможно, самое главное, важно понять, что накопления богатства, такие как накопленные Францией и Великобританией в период 1880-1914 годов, и такие, которые другие страны могут накопить в будущем, законно или незаконно, морально или аморально, начинают следовать собственной логике накопления, как только они достигают определенного размера.

В этот момент важно обратить внимание на факт, который, возможно, недостаточно известен, хотя он хорошо подтверждается торговой статистикой той эпохи и был хорошо известен современникам. В период 1880-1914 годов Великобритания и Франция зарабатывали так много на своих инвестициях в остальной мир (примерно 5 процентов дополнительного национального дохода для Франции и более 8 процентов для Великобритании), что они могли позволить себе иметь постоянный структурный дефицит торгового баланса (в среднем 1-2 процента национального дохода для обеих стран), продолжая накапливать требования к остальному миру ускоренными темпами. Другими словами, остальной мир трудился для повышения потребления и уровня жизни колониальных держав, даже когда он становился все более обязанным этим