«Московский литератор Владлен Бахнов прихрамывает и ходит с палкой. Уезжая в Дагестан на каникулы, я обещал привезти ему красивую палку работы прославленных унцукульских мастеров. Приехав домой, я первым делом написал знакомому резчику в Унцукуль о своей просьбе. Резчик был старый мастер, кунак моего отца, и можно было надеяться, что палка будет что надо. Не знал я только, какую надпись сделать на этой палке.

В это время в центральной газете появилась большая статья на литературные темы. Называлась она “Дубинка вместо критики”.

“Ага, — подумал я, — вот какая надпись будет кстати на палке, подаренной московскому литератору”.

Через две недели палка была готова. Это была лучшая из всех унцукульских палок. На нужном месте красовались следующие слова:

“Вл. Бахнову. Дубинка вместо критики.

От Расула Гамзатова ”.

Вообще-то унцукульские палки продаются в магазинах сувениров в Махачкале, Кисловодске, Пятигорске, а то и в горных аулах на базарах. Спустя несколько месяцев во всех этих местах появились вдруг палки с одинаковой надписью. “Вл. Бахнову. Дубинка вместо критики. От Расула Гамзатова”. Вероятно, удивлялись курортники, покупая сувениры с такой надписью. Но всех больше удивился я сам.

Оказывается, старый мастер, который делал самую первую палку, не знал ни слова по-русски. Он механически перевёл на своё изделие то, что я ему написал на бумажке. Он подумал, что если поэт пожелал иметь на палке именно эти слова, значит, в них заключена какая-нибудь большая мудрость. Тогда почему же этим словам не красоваться и на всех других палках?

Старого мастера винить нельзя. Он наивно доверился поэту и был в своей доверчивости добрым и искренним. Но не бываем ли иногда на него похожи и мы, опытные литераторы?»

Жизнь Расула Гамзатова обрастала легендами, многие из которых имели вполне реальную основу.

«Значительная личность всегда легендарна, — писал Юрий Борев. — Де Голль, например, начинал нервничать, если о нём неделю не рассказывали легенд, анекдотов, не публиковали в газетах карикатур. В этих случаях генерал сетовал: “Я теряю популярность. Французский народ меня забывает”. Расулу Гамзатову не на что сетовать. Такая личность, как он, не могла не стать легендой, не могла не обрасти преданиями».

Легенды и анекдоты о Гамзатове всегда полны юмора. Гадис Гаджиев писал:

«Говорят, что однажды, провожая гостей, Расул в вестибюле гостиницы искал швейцара, чтобы тот вызвал такси. Обращаясь к солидному седовласому человеку в кителе, с красными лампасами, он сказал:

— Швейцар, срочно такси!

— Я не швейцар, Расул Гамзатович, я адмирал флота!

— Извините, не разглядел. Но тогда хотя бы катер!»

Подобных анекдотов, шуток, экспромтов ходит великое множество. Гамзатов и сам их иногда пересказывал. Этот жанр обрёл такую популярность, что если рассказчик забывал, где он услышал какой-нибудь анекдот, то мог запросто приписать его Гамзатову. Тогда даже не очень удачный анекдот воспринимался куда лучше, потому что за именем Гамзатова вставала могучая смеховая культура.

С именем, вернее, с фамилией Гамзатова связана ещё одна анекдотичная история. Будто бы, когда Моссовет выделял ему квартиру, поэт попросил, чтобы улица, на которой он будет жить, имела название, которое можно было бы когда-то безболезненно поменять. Якобы Гамзатов имел в виду возможное, после его смерти, переименование улицы в свою честь. Тогда трудно было представить, что всё случится ровно наоборот, что скоро названия московских улиц начнут менять на прежние, исторические. Первую квартиру Гамзатов получил на проспекте Калинина, другую — на улице Горького. Обоим улицам позже вернули их прежние названия. А проспектом Расула Гамзатова назвали центральную улицу Махачкалы — бывшую улицу Ленина.

«Горский эпикуреец, остроумец Гамзатов и в стихах, и в жизни являл свободу духа, независимости и вольнодумства, — писал Яков Козловский. — Одно стихотворение “О ворах” чего стоит в этом отношении! А ведь написано задолго до нынешней вседозволенности. И таких, бросающих вызов сильным мира сего, у него немало. И в жизни за словом в карман не лезет. Будучи с Бахусом на дружеской ноге, не он ли, похожий на искрящийся костёр, неоднократно становился душой компании, застолья, даже официальных церемоний. Кто из бывших “думцев” мог сравниться с ним в этом?

На приёме в американском посольстве шёл напряжённый разговор со взаимными укоризнами о причинах того, что обе стороны никак не могут прийти к согласию по важной проблеме. Взял слово Гамзатов:

— Вся беда в разнице времени... — Хозяева и гости с любопытством притихли... — Когда у вас наступает вечер, вы начинаете искать истину в вине, а мы, — он положил руку на бутылку с боржоми, — трезвы ещё, как эта горная вода, ибо у нас утро. Когда же у вас появится на небе луна, мы расслабляемся, осушив первые рюмки, а вы только проснулись и в ваших головах ни облачка. Потому, хоть для меня это будет очень тяжело, предлагаю на определённый срок у вас и у нас ввести сухой закон.

Раздался смех, аплодисменты. Диспут обрёл примирительные черты. Рассказами о кавказском гаерстве моего друга я мог бы наполнить не одну пороховницу».

Юмор, самоирония, остроумие, яркие экспромты делали даже самую серьёзную речь Гамзатова занимательной и человечной. Это ощущали на себе все, кто знал поэта. Его дочь Салихат вспоминала:

«Папа прилетел в Танзанию в составе какой-то делегации, и у него заболело сердце. На следующий день всё прошло, но доктору очень хотелось посмотреть страну вместе с делегацией, и она попросила папу, сославшись на плохое самочувствие, взять её в составе делегации сопровождающим врачом. По его просьбе она поехала в составе группы, а потом написала ему: “Я всегда знала, где Вы находитесь: где были Вы — было больше всего людей, и был слышен смех”. Она прислала папе фотографию, сделанную в это время, и написала слова благодарности: ведь если бы не он, она не смогла бы увидеть страну, в которой работала. Она очень верно заметила эту особенность: там, где был папа, — там всегда были и смех, и радость... Любой ситуации он мог придать яркие краски, перевернуть её. Это было действительно великое свойство — взглянуть иначе, не зацикливаться на своём».

Когда в Москве говорили «Дагестан», все вспоминали Гамзатова. Когда говорили «Расул Гамзатов», вокруг поднимались дагестанские горы. Поэт и сам был подобен Дагестану, — сколько по нему ни ходи, сколько ни вчитывайся в Гамзатова — всегда открываешь что-то новое и удивительное.

«Он вообще очень интересный человек, находчивый и отчаянный, — рассказывал Яков Козловский в беседе с Евгением Некрасовым.

— Отчаянный?!

— Я вчера