маршировать.

139

Шел снег, но на рассвете они стояли там, а с ними был Петр Кульчинский.

- Петр, какого черта ты тут делаешь? – спросил я.

- Мой господин? Я ваш оруженосец и когда вы позвали всех ваших рыцарей, я подумал…

- Ты подумал неправильно! Ты мне нужен как бухгалтер. Ты мне не нужен

как инструктор! А теперь отсюда убирайся!

Петр ушел, почти плача.

- Не слишком ли Вы были с ним грубы, мой господин? - спросил пан Владимир.

- Закрой свой рот, Владимир! Когда я захочу услышать твое мнение, я тебе об этом

скажу!

Это задало тон нашему обучению. Такая грубость была не нужна с моими рыцарями

и, тем более, не с Петром, но она была необходима при общении с крестьянами и рабочими, которых мы будем тренировать.

Пан Владимир неоднократно ввязывался в бой вместе со мной и сражался как отморозок.

И у меня не было никаких сомнений о братьях Банки и также я думаю, что Петр прошел бы

через огонь, если бы я его попросил.

Это дало мне идею. Однажды я прочитал статью про хождение по огню в "The Skeptical Inquirer", американском журнале, созданном с целью развенчания культовых практик, которые

изобилуют в этой стране. Американцы возводят их право на личную свободу до крайности, и разрешают все виды верований: в летающие блюдца, саентологию и другие виды

сумасшествий. В журнале довольно подробно объясняется, как можно ходить по ложу

из раскаленных углей и при каких условиях это можно делать безопасно.

Если что-то и может убедить армию, что она непобедима, то это возможность пройти

через огонь! Возможно, как часть выпускных упражнений. Да…

Так что мы пробежали три мили в полной броне, и я убедился, что я остаюсь

впереди них, даже если мои легкие болели, а мои ноги ныли в течение недели после этого.

Мышцы, необходимые для езды на лошади существенно отличались от тех, которые

необходимы для бега! За этим последовал час гимнастики прямо на снегу, а затем

марширование. Прозвенел звонок на обед, но я его проигнорировал и заставлял

их маршировать, пока они, по крайней мере, не научились ходить в ногу.

- Остался ты один, Владимир!

Мы молчали все время, пока ели остатки от обеда. Некоторые израбочих это заметили, но были достаточно умны, чтобы ничего не говорить.

140

После еды мы снова встретились в моем кабинете.

- Теперь, господа, вы можете говорить свободно. Одной из причин этих наших

совещаний во второй половине дня будет объяснение и подведение итогов того, что вы

делали утром.

- Очень хорошо, что Вы всех нас собрали, - сказал пан Грегор, - Я бы хотел знать, почему Вы считали нужным говорить с нами так грубо. Если бы я не давал вам присягу, то клянусь, что я вызвал бы Вас на дуэль за некоторые из вещей, что Вы мне говорили.

- Ну… я предупреждал вас, что я собираюсь это сделать, но вы не восприняли меня

достаточно серьезно. Мне что, нужно поговорить с вами так, как я это уже делал? Ответ - нет, не нужно. Вы четверо потратили большую часть своей жизни, готовясь к сражениям.

Вы к этому готовы. Вся ваша самооценка зависит от того, как вы можете служить своему

сюзерену в битве и с честью сражаться. Но это необходимо, чтобы вы знали, как нужно иметь

дело с людьми, чья предыдущая жизнь была направлена на то, чтобы просто получить

достаточное количество пищи, чтобы прокормить свои семьи и, может быть, отложить немного

денег на черный день. То есть, с большинством людей в этом мире. Вы должны требовать

от них мгновенного послушания прямым приказам, даже если порядок не имеет для них

абсолютно никакого смысла. Я не знаю почему, но если кричать на людей, то, кажется, этого

можно добиться.

- Скажи мне, пан Владимир, что ты чувствовал, когда я на тебя кричал сегодня утром

за то, что ты защищал Петра?

Пан Владимир на мгновение задумался.

- Сначала - гнев, мой господин. Затем - стыд. Стыд за себя из-за того, что оскорбил

своего сюзерена и стыд за Вас из-за того, что Вы себя так унизили.

- Точно, - сказал я, - Гнев и стыд. Но гнев проходит гораздо быстрее, чем стыд. Я думаю, маловероятно, что вы будете говорить также в тех же обстоятельствах. Сейчас вы уже

не сердитесь на меня, отчасти в результате нашей беседы, а отчасти от того, что мы знаем

друг