Шрифт:
Закладка:
Вольф дал слово, что ни за что не выскажет вслух, что ему пригрезилось. Отговорится незнанием. Он взглянул на Лазаря Семеновича. У него был такой вид, будто он того и гляди затянет кадиш[75]: «Йисгадал вейискадаш шмей раб…». Что было делать со старым одиноким евреем? И со здоровьем у него не все ладно. Правда может добить его. Вольф не осмелился покривить душой, сказал просто:
– Крепитесь, Лазарь Семенович. Вам не надо ждать писем.
Он не удивился, спросил мудро:
– Что, уже?
Мессинг кивнул. На этом бы и остановиться, но он добавил – за что пор проклинал себя! – ненужные слова:
– В каком-то Майданеке. Что за место такое, не знаю.
Он кивнул.
– Я позвоню, Вольф Григорьевич. Обязательно позвоню. Отчего не выручить доброго человека. Мне теперь только и остается, что звонить.
* * *
Дальнейшее прозвучит как анекдот, но этот анекдот стоил Мессингу много нервов. Не надо относиться к нему как старому дуралею. Всяко бывает на свете, и, если вам выпал счастливый билет и вы защитили кандидатскую диссертацию, это не значит, что вас всегда и во всем ждет удача.
Калинский лично доставил Мессинга на аэродром. Легковушка действительно оказалась «паккардом». Если бы это была «эмка», Вольф, не раздумывая, дал бы деру, но это был «паккард».
Был поздний вечер, неистребимая городская пыль укладывалась на ночлег, и остывающее небо потихоньку приобретало свой естественный лазурный цвет. После «паккарда» самолет, к которому привел Мессинга Абраша, показался ему каким-то ободранным и невзрачным, но теперь перед вылетом мнение медиума никого не интересовало. Калинский подтолкнул старого дуралея к металлической лестнице, помог вскарабкаться в ребристый салон.
Дождавшись, пока Абраша влезет следом, Мессинг решился поделиться с ним своими сомнениями, но тот не без легкой досады укрепил дух Вольфа:
– Это самый надежный самолет в мире! Еще ни разу не подводил. Первый только на нем и летает.
Они устроились на откидных сиденьях. Тут же, чихнув, загрохотали моторы, и машина, тяжело переваливаясь на неровностях, куда-то поехала.
– Сейчас взлетим, – повысив голос, предупредил Абраша.
– А где же сам? – не выдержал Мессинг.
– Сегодня он не может.
– А фельдъегерь? – не унимался он.
– Да сиди ты спокойно! – зло оборвал земляк, и Мессинг обо всем догадался.
Ему даже стало немного весело – опять влип! Будущее, хранившееся в каждой жилочке его бренного тела, затаилось от страха, а ужас, до того прятавшийся в сердце, вырвался на волю и завизжал: ты лишился разума?! Кому ты поверил?! Абраше Калинскому? Когда самолет наберет высоту, они с летчиком выбросят тебя из самолета, а денежки поделят.
Словно подслушав мысли Мессинга, Абраша поднялся и направился в кабину.
Как оказалось, для пережевывания страха и ожидания безвременной и страшной кончины Вольфу отвели несколько часов. Затем самолет резко клюнул носом, через несколько мгновений сильно ударился о землю и, ликуя взревевшим мотором, резво побежал по земле. Когда машина остановилась и рев моторов стих до легкого воркования, летчик вышел из кабины и жестом подозвал медиума:
– Деньги?
Вольф протянул ему газетный сверток.
– Здесь все? – спросил он.
Мессинг кивнул. Говорить не мог – голос отказал.
Летчик направился к входному люку, откинул его и жестом подозвал экстрасенса.
Он подхватил свой чемоданчик и приблизился.
Летчик подхватил Мессинга под мышки и спустил на землю.
– Теперь иди.
– Куда? – удивился тот.
– Куда хочешь.
Летчик захохотал, перебивая шум рыкающего мотора.
Его поддержал высунувшийся в проем Абраша Калинский. Они смеялись долго, показывали на Мессинга пальцами, шлепали друг друга по плечам. Вольф уныло ждал, когда они перестанут хохотать. В руках у него был маленький чемоданчик с запасом белья и бритвенными принадлежностями. Что еще? Мыло, полотенце, домашние шлепанцы. К шлепанцам как-то ловко подклеилось – дураков, оказывается, не только калечат, но и бросают в пустыне.
Мессинг огляделся. Рассвет набирал силу. Еще мгновение, и слепящая солнечная полоска, показавшаяся над горизонтом, осветила неприглядную и скудную местность. Если это не пустыня, то что-то очень напоминающее ее. Кое-где торчали пучки колючей травы, ее в руки было страшно взять. Унылые холмы, окружавшие взлетную полосу с приткнувшимся на дальнем конце маленьким домиком, трудно было назвать очаровательными. Скорее, гиблыми.
С каждой минутой становилось все жарче и жарче. Летчик и Калинский скрылись в салоне. Самолет не глушил моторов – того и гляди разбежится и взлетит. Никому не пожелаю оказаться брошенным в пустыне с чемоданчиком, в котором нет запаса воды. В пустыне не нужны шлепанцы, ни к чему теплое пальто с меховым воротником, подпоясанное кокетливым буржуазным пояском, которое Вольф по совету Абраши напялил на себя, чтобы не замерзнуть в полете. Не нужна также тирольская шляпа с узкими полями и приделанным к тулье перышком – единственное, что сохранилось у него от Германии.
Мессинг повернулся и двинулся в сторону, противоположную восходящему солнцу. Там было ровнее, туда было легче идти. Через десяток шагов услышал встревоженный голос Абраши:
– Мессинг!..
Он обернулся. Абраша спрыгнул на землю.
– Чего?
– Далеко не уходи.
Вольф повернулся и, прикрывая глаза от слепящих лучей солнца, вернулся к самолету.
Разгадка этого замысловатого приключения, в которое он так легкомысленно ввязался, наступила минут через пятнадцать, при жарком солнечном свете. Из блистающей неясности на взлетную полосу въехала уже знакомая Вольфу «эмка». Из машины вылез улыбающийся Ермаков и радостно поприветствовал Мессинга:
– Кого я вижу? Никак не ожидал встретить вас, Вольф Григорьевич, в запретной зоне. Как вы попали сюда? Пропуск у вас есть?
– Пропуска нет, – упавшим голосом ответил тот. – Прилетел на самолете. Почему запретной?
Ермаков приблизился и объяснил:
– Это же Иран.
– Как Иран? – не понял Вольф.
– Ну, не совсем Иран, а пограничная полоса. Иран вон там, – он неопределенно махнул рукой, затем присел и принялся камешком рисовать на земле географическую карту.
– Вот граница, а вот здесь Персия, – затем поднялся и уже строго спросил: – Что вы делаете в запретной зоне, гражданин Мессинг? Собрались продемонстрировать овцам свои психологические опыты? Или решили предсказать азиатам, когда над Персией взойдет заря коммунизма? А как же Советский Союз? Неужели вам у нас не понравилось? За границу решили драпануть? Что ж ты, тварь троцкистская, так задешево продал родину? Не вышло, двурушник?!
Вольф догадывался, что рано или поздно «двурушник» принесет ему несчастье. Так оно и случилось, и на этот раз его песенка была спета.
Глава VII
После того, как тот же дрянной самолет приземлился на Ташкентском аэродроме, Мессинга отвезли в кирпичный дом и поместили
