Самара, и та устала, а у него едва хватило сил, чтобы переодеться перед лагерем из казачьей одежды в свою. Он даже не поинтересовался, как идут дела на участке, увидел, что дело идёт, и сразу ушёл к себе в палатку. Пришедшего Баньковского Самара в палатку не пустила:

- Перегрелся он, вечером выйдет.

- Я прикажу воды принести, - обещал инвестор.

Это было кстати, но сейчас инженер расчёсывал себе шею и копался в медицинской сумке в поисках антигистамина, у него была пара нужных таблеток. Нашёл, сразу закинул в рот пару штук. И заодно закинул хороший антибиотик - для профилактики. Самара уложила его на живот, намазала воспалившуюся кожу жиром саранчи, сказав при этом:

- Не так будет чесаться, – а после спросила: - Есть будешь? Давно не ели.

Горохов вообще не хотел есть, жара и поражение кожи не располагали к аппетиту, но ему нужно было готовиться к операции, в которой потребуется и сила, и особенно выносливость, и он сказал:

- Буду, нужно поесть, давай еды побольше, саранчи и гороха. И хлеба. И спиртного, водки давай. И сама тоже ешь как следует, нам послезавтра нужно будет кое-что сделать.

- Пойдём к дому? – спросила она.

- Я пойду к дому, а ты на коптере посидишь. Сделаем дело, получишь сто рублей.

Она молчит, косится на него, достаёт посуду и еду. Всё это ставит перед ним. Думает. Это большие деньги, особенно для вдовы, впрочем, здесь, на краю мира, в степи, это для всех деньги немалые.

- Только уговор, - говорит Горохов.

Самара молча ждёт его условий.

И он продолжает:

- Васильку ни слова. А спросит, так скажешь, что ездим на тот берег степь смотреть. И что ты думаешь, что я и там хочу поискать воду. Договорились?

Она молчит, режет тыквенный хлеб.

- Ну так мы договорились? – настаивает инженер. Он хочет услышать её обещание.

Он уже ничего от неё не скрывал. Теперь это не имело смысла. Хотя он и был уверен, что почти всё, что с ним происходит, она передаёт Васильку. Впрочем, это было до этого дня, а что случится после, нужно было держать в тайне. Поэтому он и предложил ей деньги. Большие деньги.

- Ну так мы договорились? – не отставал от казачки инженер. Ему очень не хотелось разговаривать, а тем более выдавливать из неё обещания, но это нужно было сделать. – Что ты молчишь?

- Ладно, - недовольно бросила она.

И поставила перед ним тарелку, доверху наполненную обычно вкусной едой, которую сейчас ему есть совсем не хотелось.

Её слово, кончено, не могло ничего гарантировать, но ему так было лучше. Он взял первый кусок хлеба - он был чуть подсохший, тыквенный хлеб быстро черствеет - и начал на него укладывать паштет. Горохов продолжал смотреть на неё.

- Ну? Чего? – ей не нравился его взгляд. – Сказала же! Ничего не скажу атаману. А спросит, так скажу, что ходим смотреть новые участки под бурение.

Инженер молча кивнул и стал есть вкусный хлеб со вкусным паштетом, хотя аппетит к нему так и не вернулся. А вот антигистамины подействовали, и помимо ослабления зуда медленно наползла ещё и умиротворяющая сонливость.

Глава 43

Он просыпался дважды, от жары, кондиционер уже не справлялся, и Самара дважды, накрыв его тело тряпкой, поливала её водой, что, конечно, спасало его от жары. А после жара спала. И он проснулся. Между лопаток горело. Шея тоже пылала, но, во всяком случае, кожа в тех местах уже не зудела. После таблеток вставать, приходить в себя ото сна было тяжело, но он встал. Вышел из палатки, уже сгущались сумерки, и пошёл к суетящимся на участке людям. Бетон встал, уже поставили на фундамент генератор, бросили кабели, уже сталкивали привод, разложили для удобства конструкции самой вышки.

- Я смотрю, вы уже начали? – спросил он у Дячина и Баньковского, которые наблюдали за работами.

- До утра ноги поставим, всё подключим, завтра к вечеру соберу площадку, – отрапортовал Дячин. – Мы к утру всё сделали бы, но жара была шестьдесят четыре.

- Даже боты ватные ходили, - добавил Толик. – Ужас. А ты, кстати, где был, опять на рыбалке?

- Смотрел, как трубы к берегу класть.

- Ну и как? - спросил буровой мастер с интересом.

- Нашёл удобный путь, - отвечал Горохов, - местность к реке идёт под уклон, на шесть километров, думаю, понадобится всего один насос. Но на берегу придётся делать раму, берега вокруг высокие, обрывистые.

- Ты думаешь, мы добудем воду? – спросил Баньковский как бы походя. Между прочим.

«Вот идиот!».

Этот вопрос вдруг разозлил Горохова, он понимал, что Толя из тех людей, которых всё время нужно убеждать, а иной раз и уверять в успехе, всё время нужно поддерживать под локоток, что часто Баньковский неосознанно ищет поддержку, но иногда эти его поиски поддержки раздражали, хотя в общем-то Анатолий был человеком неплохим. Горохов вздохнул и произнёс:

- Толя, езжай в город и купи две банки инсектицида, бери только с чёрной этикеткой. У меня вокруг палатки клещи распоясались.

- Прямо сейчас ехать? – спрашивал Баньковский, которому никак не улыбалась перспектива на ночь глядя куда-то срываться.

Инженер поглядел на него, ничего не ответил и пошёл к своей платке.

- Владимирович, ну ты что? – кричал ему вслед Баньковский.

- Я плохо себя чувствую, - отвечал инженер не оборачиваясь. – Перегрелся сегодня.

Он вернулся в палатку, сел у кондиционера и стал пить недавно сваренный Самарой чай. Стал вспоминать то, что видел сегодня на мониторе. Дорогу, даргов, дом, двери. Начал готовиться к делу.

План. Инструмент. Экипировка. Собственные физические кондиции.

План, план, план. Ну, допустим, мысли есть, план более-менее у него уже выкристаллизовывался. Инструмент. Ну, тут всё в порядке, он подготовился ко всяким неожиданностям, что называется, ещё на берегу. В его ящике был целый арсенал всевозможных инструментов. Кондиции. Да, пока что он чувствовал себя неважно, но это недомогание к утру пройдёт, главное сейчас - как следует есть. И пить. Говорят, что впрок не напьёшься. Ерунда. Выпитые перед выходом в степь, на жару, три литра воды за