— С жизнью волчьей стаи? — Каграт холодно усмехнулся. — Ладно, знаю я, что о нас говорят. Орки-де до сих пор не выкарабкаются из пещер, народ они отсталый, убогий, ни ремесел толком не имеют, ни торговли, ни сословий, ни деления на богатых и бедных… как это у вас, у людей, издавна заведено. А может быть, мы не хотим ничего менять, об этом кто-нибудь из вас думал? Если мы не живем так, как вы, и не признаем ваших законов — это значит, что мы хуже вас? — Он язвительно хмыкнул. — Да и законы-то ваши писаны в угоду горстке вождей да избранных… а остальной ваш народ занят тем, что кормит, поит и одевает кучку знатных бездельников, стоящих у верхушки власти, и я бы на вашем месте по крайней мере этим сомнительным обстоятельством не кичился. Если уж мы — волки, то вы — просто жабы, барахтающиеся в болоте… где всяк другого давит и плющит, стремясь утопить соседа в грязи и взгромоздиться повыше на болотную кочку.

Саруман неприметно посмеивался в бороду.

— Экое непочтительное суждение! Ты бы его пред Королевским Советом Великого Гондора произнес… это было бы все равно, что бросить горящую головню в полусонный курятник. То-то поднялось бы волнение, метание, кудахтанье и разбрасывание помета…

Они стояли на краю выгона под скалой, у родника, где брал начало ручей, стекающий в озеро. Родник был (вернее, когда-то был) красиво облицован гладышами гальки и осколками гранита; в толще кристально прозрачной воды лениво пошевеливала плавниками неведомым образом заплывшая сюда серебряная рыбка. Деревянные опоры помоста, сколоченного у края источника, густо обросли острыми белыми кристаллами, тонкими и мохнатыми, будто шерсть. Саруман заинтересовался; он вернулся немного назад, к подножию утеса, где причудливым нагромождением высились огромные валуны, образуя неглубокую природную пещеру-арку, шагнул в неё, наклонился и ковырнул пальцем землю возле ближайшей стены.

— Эге… у вас тут что, располагалась общинная выгребная яма? Всякие отбросы сюда сваливали, что ли?

— Что ты там нашел? — проворчал Каграт. — Еще одну кучу дерьма?

Шарки показал лежащие на ладони вперемешку с комьями земли серовато-белые крупицы.

— Это селитра. Она обычно образуется как раз-таки при гниении всяческих отходов и отбросов, навоза, соломы, золы, трупов животных… Её тут, под этой известняковой скалой, целые залежи, ты погляди!

— Селитра? — пробормотал Каграт. — И что?

— Да ничего. Просто, помнится, некоторые смеси селитры гномы используют при проведении горных работ.

Орк внимательно посмотрел на старика. Рука его сама собой метнулась вверх — потереть подбородок.

— Ты про «гремучий порошок», что ли? Так гномы держат его состав в секрете…

Шарки небрежно усмехнулся.

— Все, что когда-либо, пусть и втайне, было изобретено одним умом, может быть раскрыто другим… или изобретено заново.

Каграт заинтересовался:

— Ты знаешь состав «гремучего порошка»?

— Вряд ли это знание нам чем-то поможет… Насколько мне известно, в состав «гремучего порошка» входит сера.

— У нас нет серы! — прохрипел орк.

— То-то и оно. — Шарки прикрыл глаза. — Но…

— Что «но»?

Саруман несколько секунд молчал, прежде чем ответить. Кажется, ему неожиданно выпала возможность провести один дюже любопытный эксперимент, который он уже давненько намеревался осуществить в Изенгарде, да все как-то руки не доходили… А сейчас сам Эру благословлял его опытным путем проверить кое-какие сведения, когда-то вычитанные в трактате «О свойствах летучего огня и способах получения оного» и впоследствии дополненные собственными осторожными наблюдениями.

— Зато у нас есть купоросное масло.

Каграт облизнул губы.

— Какое масло?

— Купоросное. Жидкость для протравки металла. Я видел бутыль в обозе. Хорошую такую бутыль галлона в полтора вместимостью.

— Ну ты и ушлый старикан! — проворчал орк. — Уже лапы и в обозное добро успел запустить!

— Не дури, Каграт, мне надо было выяснить, на что я могу рассчитывать в случае необходимости. Ты же, кажется, хотел устроить в ущелье обвал?

— Ну, допустим, хотел… А что, есть способ?

Шарки о чем-то напряженно размышлял. Лицо его, доселе хмурое и блеклое, как покрытая пылью картина, разительно преобразилось, ожило, осененное вдохновением, на скулах выступил румянец, в глазах появился странный азартный блеск, даже, показалось орку, длинный нос еще более заострился.

— Мне будет потребна сода… и животный жир… лучше, конечно, бараний, но и свиной, я думаю, подойдет… во всяком случае, можно попробовать. Вот что, Каграт. Отправь-ка своих парней на охоту кабанов добывать — и на ужин мясо пригодится, и мне жир в дело пойдет.

— Жир? Зачем? — пробормотал орк. Он уже не раз имел случай убедиться, что старый хрыч Шарки ничего не делает просто так, но сейчас тем более не мог понять, какого лешего бродит у старика на уме. И какое отношение к «гремучему порошку» имеет кабаний жир?

— Никакого. — Глаза старика сердито блеснули. — Но обвал в ущелье я тебе, пожалуй, попытаюсь устроить… если ты будешь делать то, что тебе велят, и перестанешь задавать дурацкие вопросы.

Каграт смотрел прищурившись — хмуро и подозрительно. Ему не слишком нравилась фраза «будешь делать то, что тебе велят» из уст паршивого и презренного пленника.

Тем не менее он счел за лучшее вопросов больше не задавать.

24. Под сенью мэллорнов

Изящная эльфийская лодка — на этот раз не игрушечная, а настоящая — мягко ткнулась носом в травянистый бережок.

Гэндальф и Гэдж ступили на берег Лориэна. Гэдж запнулся, выбираясь из лодки — его слегка подташнивало и пошатывало от волнения.

Денек, как обычно, был неизменно солнечный и в меру теплый, лицо обдувал легкий прохладный ветерок, пели птицы в кронах деревьев, чуть южнее на небосклоне висело пышное белое облачко в виде черепахи, Гэдж еще некоторое время назад обратил на него внимание. Вчера это черепаховидное облачко пребывало на востоке, позавчера — на севере, над макушкой самого высокого мэллорна, и в ближайшие дни покидать Лориэн как будто не собиралось. Ленивое такое было облачко.

Гостей встречали: высокий светловолосый эльф, стоявший на берегу, учтиво поклонился им и сделал приветственный жест.

— Прошу вас, друзья мои. Следуйте за мной. Владыка Келеборн и Владычица Галадриэль ждут вас.

Чуть поодаль от берега виднелись яркие летние шатры, поставленные на жизнерадостно-зеленой травянистой лужайке, а под легкими навесами в тени деревьев ждали своего часа небольшие резные столы на пять-шесть персон. Нежно благоухали цветы в больших корзинах, ветерок колыхал разноцветные бумажные фонарики и длинные шелковые ленты, трепетавшие на ветвях деревьев. Владыка и Владычица восседали за отдельным столиком, стоящим на возвышении под нежно-голубым, как небо, увитом цветами пологом, и Келеборн был величественен и совершенно великолепен в серебристом княжьем венце и просторных белоснежных одеждах.