Шрифт:
Закладка:
— И вы согласились?
— Нет… не сразу. Мы пытались отбрыкаться, но… они были жуткие, как сама смерть! Глянешь разок — и жить неохота… Когда все пряники закончились, они кнуты в руки взяли и с теми, кто сопротивлялся, особо не цацкались — впрочем, таких немного нашлось. Остальные слюни пустили, легкой жизни и пряников возжаждали… и винить-то их за это нельзя — год тот для племени не слишком удачный был. Так что визгуны живо нас на первый-второй рассчитали и отправили строевым шагом в свой вонючий крысятник. Стариков и грудных младенцев только, почитай, и оставили…
— И что с ними сталось? — помолчав, спросил Саруман. — С этими… ненужными? Стариками и младенцами?
— Не знаю. Наверно, эти… уроды их тоже прикончили. Может, кому и удалось сбежать или спрятаться, понятия не имею… все-таки не все хотели в Замок идти. — Каграт опасливо огляделся, точно боялся, что кто-нибудь из «уродов» подслушивает их за ближайшим кустом. — Но я, во всяком случае, больше никогда никого не видел, — облизнув губы, добавил он хриплым шепотом.
Саруман молчал. Нечего тут было сказать… Слова, которые приходили магу на ум, все до одного были какие-то пустые и глупые, ничего не значащие, невесомые, бестолковые.
— И когда же это бедствие приключилось, Каграт?
— Не знаю. Давно.
— Пятнадцать лет назад?
— Может, и так… — Орк запнулся. Шарки, выпрямившись, смотрел на него пристально, пытливо, не отрывая глаз — и на какую-то секунду Каграту показалось, будто взгляд старика прошил его насквозь, до самых печенок, пронзил иглой, вскрыл, точно ланцетом, всю его темную замшелую орочью душу… Что-то было в этом худом сухопаром старикане, что-то странное, непонятное, неуловимое, будто острое стальное шило, неведомый стержень, спрятанный под коконом грязных серых лохмотьев… но тут же, через мгновение, наваждение пропало — словно на миг выглянувшее солнце вновь скрылось за тучу. И Шарки опять предстал перед орком как на ладони: обычный усталый старик, ободранный, лохматый, голодный, закованный в ошейник… Слегка натянуто усмехаясь, Каграт сказал:
— Пойдем, чего покажу.
Они двинулись вверх по течению реки, и через полчаса вышли из леса к подножию горного массива, где река разливалась в небольшое, Г-образной формы озерцо. С одной стороны прямо из воды воздвигалась отвесная стена, и воды реки низвергались по скалистым уступам в озеро бойким бурливым каскадом — над ним висел ореол брызг, и радуга, пойманная мириадами мельчайших капелек воды, висела над водопадом чудесной, завораживающей глаз сверкающей завесой. С трех других сторон озерцо обрамляли пологие песчаные берега, местами поросшие травой, камышом и цепкой овечьей колючкой. Между лесом и стеной скал открывалось неширокое свободное пространство, когда-то, очевидно, занятое посевами, но за пятнадцать минувших лет полностью перешедшее в собственность леса, поспешившего воспользоваться неглубоким плодородным слоем: тут и там торчали тоненькие жидкие кустики и невысокие деревца, как авангард неторопливо наступающей на берег тисовой рощи.
Возле подножия утесов местность заметно повышалась, и почва становилась более каменистой, непригодной даже для скудного земледелия; местами меж нагромождениями камней угадывались входы в пещеры, пробуравленные в скалах скорее самой природой, нежели стараниями чьих-то рук. Саруман заглянул в одну из пещер, которая была как будто больше и светлее других, окинул взглядом уцелевшие принадлежности незатейливого орочьего быта: выложенный камнями очаг в центре плотно утоптанного земляного пола, лежанки-выступы, застланные остатками плетеных из камыша циновок, вырубленные в стенах горизонтальные ниши, служащие, по-видимому, полками и содержащие всякий домашний скарб: глиняные горшки, берестяные ковши, плошки, выдолбленные из цельного куска дерева, костяные иглы и проколки, обрезки кожи, скребки, деревянную посуду, утварь, какие-то побрякушки из меди…
— Надо же! — волшебник с интересом разглядывал каменные жернова, соединенные с рычагом-приводом цевочной передачей — остатки найденной в углу небольшой мельницы. — Механика!
На лице Каграта не читалось никаких чувств.
— А ты, поди, думал, что мы совсем дубьё? Дикари?
Саруман задумчиво поводил пальцем по краю лежащего у него на руке рогового гребня с крупными широкими зубцами.
— Почему они не вернулись назад? — негромко спросил он. — Эти… беженцы? Когда все утихло? Могли бы переждать и вернуться… все-таки здесь был их дом, хозяйство какое-никакое, пещеры и укрытия…
— Был да сплыл, — Каграт свирепо ухмыльнулся. — На эту долину наши соседи, из западного племени, уже давно зарились, и, когда большинство наших ушли за Андуин, они, ясное дело, воспользовались моментом. Явились с оружием и поубивали тех, кто еще здесь оставался… или выгнали взашей, леший их знает. Только землю захватить они толком не успели, потому что к ним визгуны тоже вскоре пожаловали и кнутами да пряниками в Замок угребли…
Орк поднял с пола небольшую фигурку — это было топорное изображение волка, вырезанная из дерева детская игрушка, с обгрызенной чьими-то крохотными зубками головой — и, подержав на ладони, вдруг с такой яростью швырнул в стену, что фигурка с треском рассыпалась грудой щепок.
— Идем отсюда! — рыкнул он глухо. — Не могу я здесь, тошно… Это бабьи пещеры были, бабы тут жили и детеныши… Наши находились там, на другом берегу озера.
Саруман не спорил — очень уж душным, застоявшимся, словно бы веющим тлением и запустением был воздух покинутого жилища, — и они вновь вышли к водопаду, направились от реки в противоположную сторону. Дальше, за озером, начинался обширный луг, длинным языком уходящий в распадок меж скалистых утесов; в густой девственной траве кое-где белели кости: высушенные солнцем, омытые дождями, безо всякого почтения разбросанные лисами и воронами, смешанные с грязью.
— Общинный выгон, — буркнул Каграт. — А там, дальше, были загоны для коз. — Он избегал смотреть на останки: кости были явно не козьи.
— Вы жили общиной? — спросил Саруман.
— Как все орки. — Каграт пожал плечами. — По-твоему, это дико?
— Нет, отчего же… В этом есть свои преимущества. Один за всех и все за одного — кажется, так? Полнейшее равенство прав и обязанностей.
— Вот именно, — серьёзно подтвердил орк. — Сообща охотимся, сообща сеем, сообща делим добычу, чтобы на всех хватало… Нам так нравится, понял? Каждому, как говорится, даётся по заслугам его, и чтобы никто не ушел обиженный… Посевы у нас общие, скот — общий, урожай — общий…
— Дети тоже общие? — спросил Саруман.
Каграт покосился на него исподлобья.
— Ты зубы-то не скаль, старый. Общие не значит — ничьи.
— Я всего лишь глашатай общественного мнения, Каграт. Видишь ли, люди склонны сравнивать такой образ
