Все эти годы Анна жила в небольших пригородах Тверской, Калужской областей, зарабатывала своим трудом — шила, вязала, мела улицы. За несколько дней, которые оставались до истечения срока приговора, её снова арестовали и осудили уже на целых 8 лет работ в печально известном тогда Карлаге (Карагандинские лагеря, которые входили в систему ГУЛАГа). В Карлаге около 25 тысяч заключённых обеспечивали «продовольственную базу для развивающейся угольно-металлургической промышленности Центрального Казахстана». Отряды из бывших кулаков, усиленные небольшими добавлениями бывших дворян, трудились на гигантских полях. «Мадам Колчак», как называли Анну Васильевну в те годы, работала вместе со всеми, а ближе к концу срока заключения удалось устроиться художником-оформителем в клуб.

Выйдя на свободу, Анна узнала, что родных у неё больше не осталось: единственного сына Володю расстреляли в 1938 году как врага народа, муж в 1942 году скончался от инфаркта, не вынеся страданий за супругу.

Нельзя не восхититься выдержкой и самообладанием этой удивительной женщины — она всё вынесла и продолжала жить. Остаться в Москве ей не разрешили, ей пришлось переехать в небольшой городок под Ярославлем — Рыбинск, где она устроилась в местный драмтеатр декоратором.

Но среди коллег вскоре нашлись «доброжелатели», которые сообщили куда следует, что будто бы Анна ведёт пропаганду против советского режима. Это было достаточным поводом для очередного ареста, который незамедлительно последовал в декабре 1949 года. И снова — тюрьма, лагерь… Женщину этапом отправили в Енисейск. Свободу вернули ей только в 1956 году, но с условием проживания под надзором в Рыбинске.

В Красноярском архиве сохранилось личное дело Анны Тимирёвой-Книпер: на фото — женщина, которая провела последние 30 лет в тюрьмах и лагерях, но по ней этого никогда нельзя было понять. Она по-прежнему гордо держала голову и улыбалась несмотря ни на что. Хотя бывшая заключённая, конечно, не могла и мечтать о нормальной постоянной работе, перебивалась чем придётся: работала библиотекарем, архивариусом, дошкольным воспитателем, чертёжником, ретушёром, картографом, вышивальщицей, инструктором по росписи игрушек, маляром, бутафором и художником в театре. Порой приходилось сидеть без работы, перебиваться случайными заработками.

В Рыбинске Анна продолжила работать в театре. Декоратором она действительно была талантливым: современники вспоминали, как буквально из ничего она могла сделать настоящий шедевр — раму, которая выглядела точь-в-точь как позолоченная, или роскошную вазу из обычной проволоки.

Несколько раз она даже выходила на сцену в эпизодических ролях — роли дворянок удавались ей особенно хорошо…

Коллеги и не догадывались, что за легендарная женщина работает с ними бок о бок. Они никак не могли понять, почему главный режиссёр театра, увидев Анну Васильевну, каждый раз с большим почтением целовал ей руку…

Вернуться в Москву Анне разрешили только в 1960 году, было ей на тот момент уже 67 лет. Ей назначили небольшую пенсию и дали крохотную комнатку в коммунальной квартире на Плющихе. Но Анне не сиделось без дела. Через общих знакомых об Анне Васильевне узнал режиссёр Сергей Бондарчук и пригласил на съёмки киноэпопеи «Война и мир» в качестве консультанта. Благодаря этому мы можем с вами увидеть Анну Тимирёву-Книпер в нескольких кадрах, на первом балу Наташи Ростовой. Благородная старушка, которая стоит рядом с режиссёром в образе молодого Пьера Безухова — это она. Снялась она также в некоторых эпизодах известного фильма «Бриллиантовая рука» (уборщица).

В 1970 году Анна Васильевна написала строчки, посвящённые её главной любви — Александру Колчаку:

Полвека не могу принять —

Ничем нельзя помочь:

И все уходишь ты опять

В ту роковую ночь.

А я осуждена идти,

Пока не минет срок,

И перепутаны пути

Исхоженных дорог…

Но если я ещё жива

Наперекор судьбе,

То только как любовь твоя

И память о тебе.

В 1975 году Анна Тимирёва покинула этот мир. На её долю выпало множество страданий и невзгод, но она прошла через них, как всегда, царственной походкой, с гордо поднятой головой — только так и подобает истинной аристократке…

Когда Финляндия обрела в 1917 году независимость, в ней остался жить родившийся на Украине художник Илья Репин. У него была усадьба в посёлке Куоккала (сейчас — Репино), который входил в Великое Княжество Финляндское и находился в пригороде Санкт-Петербурга.

Для Советской России то, что Репин остался в Финляндии, означало огромный удар по репутации. Для чиновников Финляндии Репин, несмотря на свою известность, был русским беженцем, за действиями которого на всякий случай следили местные полицейские. Он занимался огородом и писал картины. Жил без удобств, выращивая овощи и фрукты, но в СССР не возвращался.

На момент закрытия границы Репину было уже 73 года, так что его самые значительные творения остались в бурях революции по другую сторону границы. Большевики хорошо понимали ценность Репина, так что его работы срочно были национализированы. Они всё ещё являются центром притяжения в московской Третьяковской галерее и Русском музее в Санкт-Петербурге.

В секретной папке финской полиции был найден детальный рассказ о том, как супружеская пара была в гостях у Репина в 1925 году. Не знакомый ранее художнику «заглянул» к Репину и передал адрес советского руководства, в котором художника просили переехать в Ленинград и обещали хорошую пенсию, квартиру и машину. Репин ответил следующим образом: «Вы предлагаете мне деньги, вы, просящие милостыню, совершенно опустошившие великую Россию, где сейчас миллионы голодают и влачат жалкое существование… Я не богат, но и не настолько беден, чтобы принимать ваши деньги».

Репин также прямо сказал супружеской паре о том, что он думает о переименовании Санкт-Петербурга в Ленинград. «Скажите мне, по какому такому праву группа авантюристов решила, что может изменить название города на имя какого-то подпольного фанатика, больного идиота Ленина?»

Из бумаг также выяснилось, что Штернберги привезли Репину в качестве сувенира русские яблоки, съев которые, Репин, его супруга и сын почувствовали себя очень плохо. Подозревалось, что яблоки были отравлены.

Корнея Чуковского также отправляли в Финляндию, чтобы он убедил Илью Репина. Через некоторое время Чуковский вернулся и сокрушённо доложил, что все его попытки воздействовать на живописца разбились, как волна о камень. А вскоре Илья Ефимович скончался, и в Финляндии были напечатаны его дневники, где были такие строки: «Приезжал Корней. Между прочим, не советовал возвращаться».

Поскольку на свою сторону художника переманить не удалось, большевики начали оказывать влияние на его сына Юрия. Но Юрий Репин так и не выехал в Советский Союз. А вот в третьем поколении обещания хорошей жизни, даваемые большевиками, упали на благодатную почву. Внук Ильи Репина Дий (Дмитрий) перебежал в Советский Союз весной 1935 года. В