Айранэ покачала головой. Судя по всему, у низших это было каким-то фетишем, идеей фикс – жить вместе. Не осознавая полного безумия этой затеи, едва только получив какое-то короткое удовольствие от секса, без понимания всех механизмов совместного бытия, ставя на заведомо проигрышный квадрат все свои силы, нервы и деньги, низшие упрямо стремились к общему проживанию – и неизменно проигрывали, так как не было ни мудрых тетушек, ни возможности разойтись по дальним спальням, ни денег, которые не решают всех проблем, но способны смазать острые углы и сделать набитые шишки не такими болезненными.

– Я деньги взяла в итоге, мне они явно нужнее, чем ему, – продолжила Тиара. – И визитку его приняла. Представь – низший с визиткой!

Ну, если у него собственный дом, почему бы не быть и визитке? Айранэ представила – насколько сложно человеку без семьи, не важно, низшему или высшему, купить отдельный дом в Твери или даже во Ржеве. Множество разрешений, согласований, затем постоянные проверки… Государство облегчает все процессы для семей и усложняет для одиночек, при этом ждет дивидендов в виде образованных, умных детей, двигающих прогресс вперед.

На Мадагаскаре нащупали какие-то новые точки, в которых ты можешь двигать мир вперед без какого-то всеобъемлющего образования, без вкуса, без такта, без семьи. И – дали тебе возможность иметь дом и получать секс.

– Это такой мадагаскарский высший, – пошутила Айранэ. – Низший с домом и визитками.

– То есть я могу купить тут дом? – уточнила Тиара. – И напечатать визитки?

– Тут – да.

Айранэ вышла из душа, промокнула волосы полотенцем, завязала на голове тюрбан. Аккуратно вытерлась.

– Красивая ты, – спокойно сказала Тиара, и Айранэ, стоящая к ней спиной, улыбнулась. – Только худая сильно. Сплошные мослы, мужику ухватиться не за что.

Улыбка сошла с лица. Айранэ вспомнила юность, балетную школу, куда она ходила до одиннадцати лет. Преподавательницы мечтали ее оставить – но родители были непреклонны.

Балет требовал больше времени, чем она могла ему дать. Ей нужно было хорошее образование, чтобы удачно выйти замуж.

И как только оставила балет, она смогла наконец нормально есть. Это было счастье. А в тринадцать встретила Алессу, свою преподавательницу классического танца, и та сказала: «Ну ты и разожралась!»

С тех пор Айранэ никогда не считала себя худой. Пока не увидела фото Раннэ. И сейчас, услышав слова Тиары, снова поняла: есть и другой мир. Мир, в котором нет классического балета и она, Айранэ, вовсе не «разожравшаяся девочка», а «худая, одни мослы».

И самое страшное – возможно, так ее воспринимали не только Тиара и Раннэ, но и Володя, и – кто знает – другие мужчины?

Из чемодана появились легкие бежевые летние штаны, расширяющиеся книзу, бюстгальтер-невидимка телесного цвета, белоснежная майка и бежевая пелерина.

Заканчивали ансамбль белые балетки, в которых Айранэ когда-то специально походила пару дней по музею, чтобы слегка их разносить.

– Ты же не пойдешь в этом? – с ужасом уточнила Тиара.

– Почему?

– Ну… Там грязь. Булыжная мостовая. Известь на стенах. Пыльные автомобили. Я в темном-то ухайдокиваю одежду за день!

Айранэ тяжело вздохнула:

– Девочка моя, мы носим не одежду. Мы носим – образ. А запачкать можно только конкретную вещь, главное при этом не перестать нести образ.

– Ты чего это сказала? – уточнила Тиара.

– Я процитировала нашего преподавателя по сценическому костюму. Я все равно не влезу в твою шкуру, как и ты – в мою. Давай я оставлю тебе темные подворотни и пыльные машины, а себе – светлые залы и бумажные стаканчики с латте?

– Да я не против, – ответила Тиара.

– И еще, – разошлась Айранэ, – тебе – мальчики с ножами в кедах на босу ногу, а мне – Володя.

– Володей могла бы и поделиться, – брякнула Тиара и зажала рот рукой. – Шутка. Не нужен он мне, герой этот малахольный. Вечно ломается всем телом и встревает в истории!

– Как-то неправильно он всем нужен, – сказала негромко Айранэ. – Правильно – это когда то, что нужно мне, только мое. А не когда я должна это делить со всеми подряд и они говорят, что это еще и их, а не только мое.

– Да твой он, твой! Ты – его жена, он – твой муж. Найдем эту сучку Раннэ, сломаем ей ноги. Потом предложим Володе честный выбор – поехать домой с целыми ногами или же поехать домой со сломанными. Он вообще умный?

– По школе помню – сообразительный был, – задумчиво ответила Айранэ. – Но с тех пор он далеко вырос, и я уже не понимаю куда.

За время беседы она слегка поработала над лицом. Тиара явно порывалась спросить, что изменилось, потому что не было ни туши, ни помады, только немножко тонального крема и совсем чуть – пудры.

И самый правильный ответ был бы – «ощущение себя», потому что те невесомые изменения, которые произошли с лицом, большинство окружающих не заметит, – точнее, они заметят то, насколько Айранэ стала увереннее, а увереннее она стала в том числе потому, что правильно и вовремя сделала несколько мазков на лице.

– И где твоя милиция?

В милиции сообщили, что ни Раннэ, ни Володю они не арестовывали. Зато за последние два года было не менее десятка случаев, когда фальшивые милиционеры кого-то арестовывали и этих «арестованных» никто и никогда больше не видел.

Вместе с милицией вернулись в гостиницу, где Надира описала липовых правоохранителей. Выяснилось, что камеры, висящие над входом и ресепшеном, кто-то заглушил – точнее, исказил сигнал, и сейчас там в цифровой ряби едва угадывались фигуры преступников, Раннэ и Володи.

– Почему вы не объявите о том, что есть мошенники, прикидывающиеся вами? – старательно замедляя речь, спросила Надира.

– Это увеличит недоверие ко всей милиции, – ответил пухлый капитан, его речь мгновенно перевелась невидимым ретранслятором в женскую. – Нас и так не то чтобы сильно любят, а после этого каждое задержание превратится в…

– Жогов цирк с кровавыми медведями, – выдала Айранэ, и милиционер кивнул, глядя на нее с уважением.

– И что, всё, списали Раннэ с Володей? – уточнила Тиара. – Кого раньше воровали-то?

Милиционер поморщился, вытащил планшет из кобуры, некоторое время возился, затем сообщил:

– Вообще раньше только мужиков крали, всего двенадцать известных случаев, все – от двадцати до тридцати одного года, низшие. У нас тут нейросетка прикручена, она там что-то у себя внутри ворочает, смотрит статистику по потеряшкам и дает предположение, что на самом деле таких случаев было не менее тридцати, просто до нас не все