Шрифт:
Закладка:
Ну, я и рассказал. О словенцах и острогах, самах и кайсаках. О войне и интригах… о нойнах, байи и характерниках. О Поконе и Тьме. Чёрных духах и встрече с Хранителем Покона… Рассказ затянулся на несколько часов, так что нам даже пришлось пару раз прерваться. Первый, когда на пороге запертой лавки, терзая колокольчики дверного звонка, появился дворник, жутко недовольный наглым поведением моей лошадки. Так что пришлось успокоить дядьку серебряным пятаком и озаботиться размещением фургона и его «движителя». Но тут на помощь пришёл Виталий Родионович и вызванные им специалисты шустро увезли наш со Светой транспорт в загородное имение князя, предварительно затащив в лавку хранившиеся в фургоне «сувениры» и клятвенно пообещав вернуть имущество профессора в его лабораторию.
Во второй же раз нам пришлось прервать беседу в шестом часу вечера. Уж очень есть захотелось. Но и здесь князь решил вопрос одним звонком по зеркому, и уже через полчаса мы с ним уплетали доставленный из ресторана поздний обед. А там и до заката осталось всего ничего.
— Да не переживай ты так, Ерофей, — легкомысленно махнул рукой Старицкий, заметив мой тоскливый взгляд за окно, где алым заревом на полнеба разгорался холодный весенний закат. — Не съест тебя госпожа Багалей. Наоборот, думаю, она тебя за охрану дочери ещё и отблагодарит.
— Что-то как-то не верится, — вздохнул я, на что князь только головой покачал.
— Вот что, друг мой, — заговорил он. — Прекращай хандрить и накручивать себя без смысла и толку. И давай-ка, собирайся. Машину я вызвал, так что у тебя есть всего четверть часа до отъезда. Ну, не стой столбом, Ерофей!
— Ну да, — встряхнувшись, я направился прочь из кухни в спальню. — Перед смертью не надышишься.
— Не ворчи, словно старый дед, — донеслось мне в спину. — Это моя прерогатива.
— Молчу-молчу, — захлопывая за собой дверь единственной комнаты-спальни, ответил я. Носки-сорочка-запонки, брюки-жилет-часы-пиджак… а! Галстук. На фиг удавку, платок сойдёт. Носки, туфли, пальто… готов. Стоп! Подарок же!
Я рванул к свёрткам с трофеями и сувенирами из Бийского острога, сваленным кучей в коридоре у лестницы. Рванул один тюк, другой, и, отыскав в нём аккуратно сложенный руками Светы набор серебряной, украшенной чернением и мелкой чеканкой кайсацкой посуды, состоявший из блюда, высокого узкогорлого кувшина с длинным затейливо изогнутым носиком и шести чарок, больше похожих на пиалы, закутал находку в маленький круглый шёлковый коврик, названный когда-то Хлябей «стольным». Вот теперь точно готов.
Покосившись на сваленные в груду тюки, я в очередной раз отмёл мысль-вопрос о том, как наш скарб, включая фургон и лошадь, перекочевали следом за нами в мир Хольмграда, и двинулся вниз по лестнице в лавку.
— Ну вот, на человека стал похож, — окинув меня изучающим взглядом, довольно кивнул Старицкий. Вот уж кто франт из франтов с его-то белоснежным прикидом. — И не смотри так на меня. То жены заслуга. Кстати, вот тебе и один из очевидных плюсов женатой жизни. И голодным не останешься, и выглядеть всегда будешь прилично. Без лишней головной боли… если, конечно, не сделаешь ошибку и не пообещаешь своей второй половинке ВСЕГДА составлять ей компанию в походах по магазинам и лавкам, как мой зять.
— Не проще одеваться в ателье? — буркнул я, отворяя входную дверь, отчего колокольчики над ней вновь мелодично звякнули. — Ткнул пальцем в понравившуюся ткань, сходил на пару-тройку примерок, и никакой возни с походами по лавкам и нудным выбором из сотен похожих вещей, разницу между которыми всё равно не понимаешь.
— А питаться исключительно в ресторанах, да? — усмехнулся на ходу князь. — Почему нет? Если денег куры не клюют, можно и так. А вопрос томления решать в борделях. Кто ж запретит? Но…
Старицкий неожиданно резко остановился у прилавка и уставился на меня.
— Кашне от лучшего портного никогда не согреет так, как обычный шарф, связанный руками любимой, а пища из лучшего ресторана покажется пресной по сравнению с той, что приготовит тебе любящая женщина. Про бордели и вовсе молчу. Сброс давления в компании профессионалки лишь немногим лучше рукоблудия. И никогда не даст тебе ни тепла, ни нежности, что дарят объятия любимой… — князь вдруг сменил серьёзный тон на ёрнический: — На этом, пожалуй, я закончу своё старческое брюзжание. Идём, Ерофей, машина ждёт.
Подхватив у прилавка трость и напялив на голову свою белоснежную шляпу, Старицкий накинул на плечи пальто и, миновав меня, так и замершего у двери, словно швейцар, вышел из лавки, чтобы, сделав три шага по узкому тротуару, усесться на заднее сиденье роскошного авто, дверь которого распахнул перед ним вытянувшийся во фрунт шофёр. Ну и я, опомнившись, затворил лавку и нырнул следом за князем в пахнущий кожей и дорогим табаком салон. Тяжёлая дверь авто сытно чмокнула, отрезая доносящиеся с улицы звуки, и через несколько секунд машина плавно тронулась с места. Да уж, это не туба от «ЛадоМеханики», и даже не «летяга» деда Богдана. Парящее над дорогой авто катило мощно и гладко, словно линкор по штилевому морю.
А вот и улица Великая и знакомый дом. Княжеский экипаж замер перед высоким крыльцом, и пассажирская дверь, у которой я сидел, с лёгким щелчком приотворилась сама собой. Автоматика, чтоб её… и вежливое предложение выметаться вон.
— Не кисни, Ерофей, — усмехнулся Старицкий. — Поверь, там тебя не ждёт ничего ужасного. А вот завтра… завтра милости прошу в лабораторию с докладом. Пока устным. Но можешь не сомневаться, Всеслав заставит описать все ваши приключения самым подробнейшим образом. И кстати, учти, Светлане тоже придётся потрудиться над изложением вашей истории.
— Понимаю, — кивнул я. — Мы приедем вместе.
— Вот и замечательно, — князь кивком и взглядом подтолкнул меня к выходу и я нехотя полез из машины. А когда оказался на тротуаре, услышал: — И подарки не забудь. Наш профессор падок на блестяшки, как сорока! Удачи, Ерофей!
— Угу, — кивнув, я проводил взглядом уплывающее вдаль авто и, глубоко вздохнув, двинулся вверх по широким ступеням крыльца, навстречу… чему-то.
Впрочем, стоит признать: в чём-то
