Тот, кому не все равно, не совершил бы убийственной глупости, не навлек бы ненависти ТанПера. А Танида знал, что произойдет, – и совершил ее все равно. Может, он не до конца представлял ширину, глубину и продолжительность последствий, но в общем и целом знал.

– Наверное, из меня получился бы плохой отец, – признался Прун. – Дети раздражают меня.

– Я уж точно не могу представить тебя отцом.

– Да, я был бы злым. Я ничего не знаю о детях, они злят меня. Но Ольра была бы добра к ней, а я бы старался, – даже тогда, когда бы девочка раздражала меня.

– Ольра – фантастическая женщина. Как жаль, что боги не дали вам детей.

– Она, наверное, никогда и не помянула бы то, что малышка ненормальная, понимала бы ее, как ты, – сказал Прун.

Танида не считал, что он понимает Сае. Он защищал ее и тем заработал доверие. Она слушалась, молчала, вечно играла со своей куклой и не пыталась заговорить, искать понимания. Танида был ей нужен, только и всего. Он даже не был уверен в том, что девочка не ненавидит его.

Прун умолк и глубоко задумался.

– …А ты бы мог выяснить, что произошло на улице? – наконец спросил он. – Выглядело так, словно птиц убило дерево, схватило ветвями и свернуло головы.

– Так, наверное, и было, – согласился Танида.

– Ты с ней говорил об этом?

– Нет. Не было времени. К тому же она вообще мало говорит.

– Она немая?

– Нет, она говорит, но редко и понемногу, – пояснил Танида. – Наверное, не любит говорить.

– Может, ей трудно?

– Сначала она вообще не разговаривала. Все молчала. Только через неделю и выговорила первое слово. Но что интересно, довольно трудное слово.

Танида протер ладонью лоб.

– Она сказала: «Мольнарстон».

Прун вздохнул и покачал головой.

– Эх, я должен был сразу догадаться. Ведь те деревья – ивы, правда? Да к тому же плакучие. Ты думаешь, она из Мольнарстона?

– Может, ее отобрали у матери, когда умиротворяли деревню?

– Ох, смотри с ней…

– Она очень добродушная и спокойная, если не трогать, – заметил Танида. – Если ее забрали оттуда, то она была совсем малышкой, пять лет. Вряд ли мать успела ее научить.

– Мы этого не знаем. Может, и успела. На твоем месте я держал бы ухо востро. Если уж хотел быть добрым и взять кого-нибудь под опеку, лучше бы ты выбрал ребенка не из Мольнарстона.

– Я не хотел быть добрым. Я просто спас ее.

– В Воон Дарт нет ив. Там от нее ничего не грозит, – заметил Прун. – А у нас повсюду ивы.

– Я знаю. Потому я и не хочу, чтобы девочку брала Ольра. Я пришел в город, чтобы Ласса нашла ей место у чужих людей.

– И я даю на это деньги?

Танида уставился в стену, хотя смотреть там было, право же, не на что. А как еще уйти от таких вопросов?

– Когда я уйду, может, ты иногда проведаешь ее? Посмотришь, как она? – спросил Танида.

– Кое в чем у тебя совсем нет опыта, так что я поделюсь. Добро дорого стоит. Оно чертовски дорогое, потому его повсюду мало. Задумайся о цене, которую тебе придется заплатить. И я говорю не только о деньгах.

– Убийц может быть и больше? – осведомился назавтра Танида, когда они с Пруном шли к дому Лассы.

Прун обернулся, чтобы проверить, далеко ли Мастиф.

– Может быть, но вряд ли. ТанПер не устраивал большой конкурс и сам решал, кому участвовать, сам придумал правила. Вряд ли он изменит их на ходу. Участники могут оскорбиться, появятся претензии. А это может дорого обойтись ТанПеру. Потому вряд ли в игре участвуют посторонние.

– Вот же сукин сын!

– Не больше и не меньше других, – заметил Прун.

– Сукин сын! – повторил Танида.

– И с чего ты так впечатлился? Ведь он не из-за кого-нибудь, а из-за жены.

– Что мне было делать, когда женщина такой красоты предлагает себя? Отказаться?

Прун остановился, звучно выдохнул.

– Только не говори мне, что ты отбивался изо всех сил. Поверить не могу! Прошло столько лет, а ты все твердишь, что вина не твоя?

– Господи боже, зачем мы про это?

Прун только пожал плечами. С тем пошли дальше.

– Она по-прежнему его жена? – спросил Танида.

– Уже нет. Люди говорят, что она уехала…

Прун задумался. Вокруг привычно и лениво гомонил город, пронзительно взвизгивали торговки.

– Но поговаривают, что он похоронил ее заживо в саду, – добавил Прун.

Танида понуро глянул на старого друга и молчал до самых ворот Велфенера. Там ожидал скучающий паренек в княжеской ливрее, чертивший от нечего делать носком сапога в пыли.

– Господин, вас срочно вызывает князь Надартен, – объявил паренек и низко поклонился.

На пальце у паренька красовался перстень с княжеским гербом, чтобы уж точно никто не сомневался в том, от чьего имени он говорит.

– Князь велит вам немедля прибыть в замок в сопровождении господина Мастифа. Князь решил продать вам театр и хочет немедленно уладить дело.

Прун сощурился, смерил посланца взглядом.

– Что, прямо сейчас? Я уже много месяцев говорю князю о продаже театра.

– Князь Надартен желает, чтобы вы шли прямо сейчас, иначе оскорбится.

Мастиф ухватил паренька за желтый воротник кафтана.

– Ты откуда узнал, что мы придем сюда?

– Мне сказали подождать вас тут, – выпалил паренек, выпучив глаза.

Мастиф держал его будто кутенка, без малейшего усилия.

– Тут?

– Ну да, у ворот Велфенера. Князь сам приказал.

– Вот наглость, – процедил Прун. – Прямо все напоказ. Если ты зайдешь в Велфенер, уже не выйдешь.

Танида выдернул меч и шагнул к пареньку.

– Это посланец, делает, что велено, – встав на пути, буркнул Мастиф.

Паренек робко поддакнул. Танида сунул меч в ножны, а Мастиф выпустил воротник. Посланец глянул на них и осторожно сообщил:

– По пути сюда меня остановил знатный господин, и он сказал, э-э-э…

Паренек заколебался.

– И что он сказал? – ласково подбодрил Мастиф.

– Чтобы господин Танида не менял планов, потому что… в общем, по его словам… среди хрупкого в этом мире самое хрупкое – жизнь ребенка.

Танида побледнел. Парень поклонился, отбежал на безопасное расстояние и крикнул:

– Князь ждет и не потерпит промедления. Он ждет вас обоих, господин Прун и господин Мастиф.