– Но зачем? – уже не так холодно спросила она. – Ты же страшно рискуешь. Отчего эта девочка так дорога тебе?

– Я увидел ее на площади в Воон Дарт. Девочку заставляли делать жуткое… я не выдержал. А потом уже не знал, что с нею делать. Я подумал, что ты знаешь лучше.

Она сидела в кресле такая красивая, импозантная. А потом она скривила губы, и в ее голосе уже не было и капли тепла:

– Ты шутишь? С чего тебе взбрело в голову, что я помогу тебе?

– Ты никогда не подводила меня.

– Но ты подвел меня. Приручил, увел, бросил, – а я осталась среди людей, готовых отдать половину имущества за твою смерть.

Она немного поколебалась и добавила:

– Я трахаюсь с половиной этих людей.

В очередной раз повисла тишина. Слышался только шорох веревочных волос тряпичной куклы.

– Найди людей, которые были бы добры к девочке, – попросил Танида.

– За сколько?

Он не понял. Он рассчитывал на то, что услышит упреки, оскорбления, признания в ненависти, но был уверен: Ласса не выдаст и, конечно, займется ребенком.

– Ты хочешь, чтобы я заплатил тебе?

– Да, хочу. Две тысячи серебром, – сказала она и посмотрела на девочку с куклой. – За такую сумму я отыщу дом, где о ней позаботятся, дадут образование. Если девочка захочет, она может быть счастлива там. Есть добрые, порядочные люди, которые не могут иметь детей.

– У меня нет денег.

Ласса смерила его взглядом – медленно, внимательно, зло.

– Да, похоже. Так возьми у Пруна.

– Откуда у него? Театр – не банк.

– Возьми у Пруна или добудь как знаешь, но принеси деньги. А Прун уже давно не занимается театром. Он не говорил тебе?

Танида промолчал.

– Так он не сказал тебе, чем сейчас занимается?

– Чем же? – спросил Танида.

Ласса усмехнулась. Ему очень не понравилась эта усмешка.

– Мстишь за прошлое?

– Вовсе нет. Я уже не помню того прошлого. Я хочу, чтобы между нами были нормальные деловые отношения. Ты что-то делаешь для меня, я – для тебя. Это значит, ты платишь. И никаких услуг взамен за прошлое. Прошлое сейчас – неходовая монета.

– Я достану серебро, – пообещал Танида.

Он еще не знал как, но Ласса сказала, что Прун в состоянии одолжить такую сумму. Но как можно просить столько у человека, которому перестал доверять?

– Ты будешь добра к ней?

– К ней? Уж будь спокоен, из-за тебя она страдать не станет.

– Я принесу деньги, может, через пару дней, но девочку хочу оставить прямо сейчас. Я не умею опекать детей, а твои приятели охотятся за мной.

– А кто мне заплатит, если тебя поймают? – осведомилась Ласса.

Он не ответил. А что тут скажешь? Он склонился к девочке, гладившей голову кукле.

– У тебя будет дом, – тихо, ласково сказал он. – Ты останешься здесь, у моей старой подруги. Она выглядит грозно, но я знаю: она добрая. Она хорошо с тобой обойдется, и у тебя будет место, где можно нормально жить.

Девочка равнодушно посмотрела на Таниду, прижала к себе куклу.

– Береги себя. Я буду думать о тебе, заботиться, но издалека.

Он встал и попросил Лассу:

– Два, три дня. Может, неделю. Нужно время для того, чтобы собрать деньги.

– Завтра, или девочка окажется на улице.

Сае сунула куклу в карман льняной рубахи, встала, сунула руку в ладонь Таниде. Но тот помотал головой и убрал свою руку, присел так, чтобы его лицо было вровень с лицом девочки.

– Ты должна остаться тут. Пожалуйста. Будь с Лассой.

Та поднялась с кресла, подошла, положила девочке на плечо руку в янтарном браслете, раскрашенную цветами.

– Как тебя зовут?

Девочка молчала.

– Ее зовут Сае, – сказал Танида.

Девочка равнодушно посмотрела на Лассу, уселась и вынула куклу.

Возвращались они в темноте. Улицы опустели, на пути повстречалось только двое алебардистов да фонарщик. Тот приподнял крышку фонаря, ткнул в вершину фонарного столба длинной палкой с горящей лучиной на конце, а алебардисты стояли, задрав головы, и глядели на то, как в котелке на столбе занимается масло.

– Мне нужны две тысячи, – сказал Танида.

Когда фонарь вспыхнул, Прун зажмурился. Разлился смолистый запах горящего масла, и на мгновение сделалось светло, как в комнате со множеством свечей. Затем фонарщик позволил крыше над котелком опуститься, уменьшил пламя.

– За что ты собираешься ей платить? – осведомился Прун.

Танида не ответил. Как и алебардистов, его заинтересовали фонарь с фонарщиком.

– Ты просишь об одолжении, а с чего собираешься отдавать?

Количество денег, похоже, не слишком заботило Пруна. Танида уже понял, что деньги у старого друга есть. Походило на то, что у него – целое состояние. И как заработать состояние человеку, всю жизнь жившему чуть ли не впроголодь?

– Я знаю людей в приморских городах, которые возьмут меня ради меча.

– Меч твой стоит недорого. А если позволишь убить себя, деньги пропадут.

– Я не дам убить себя.

Прун хихикнул в темноте.

– Я говорю не про твою работу в приморских городах, а про наш город, здесь и сейчас. ТанПер нанял трех убийц. Каждый действует независимо и торопится, чтобы успеть раньше. Награду получит только один.

– Откуда ты знаешь?

– Первый уже труп. Он крутился тут, поблизости, – будто не заметив вопроса, сообщил Прун. – Команду второго ты видел.

– А третий?

Пруг рассмеялся.

– Я третий.

Танида выпрямился и тут же сгорбился опять. Где-то за спиной, в темноте, шел великан Мастиф. Может, далеко, а может – нет. Несмотря на габариты, гигант умел передвигаться беззвучно.

– Так ты не случайно наткнулся на меня?

– Я искал тебя, чтобы успеть раньше других.

– А, это Ласса и имела в виду, когда советовала спросить о твоих занятиях, – заметил Танида.

Каменные дома по обе стороны улицы выглядели запустелыми, ни лучика света в окнах. Свечи были дороги, а горожане умели считать деньги. Их не пугала темнота. Они укрывались в ней целыми семьями, наглухо закрыв двери жилищ, страшась за жизнь и добро. Но в их темноте, по крайней мере, было безопасно. А Танида уже давно не знал места, где мог бы ощутить себя в безопасности.

– Меня заставила жизнь, – тихо сказал Прун.

Он помолчал с минуту, потом добавил: