Шрифт:
Закладка:
Существуют ли мифы XX века?
Насчет мифов двадцатого века будет ясно в конце двадцать первого. Знаете, нужно время, чтобы мифы сформировались. Нужно время, чтобы они сформировались, и мне они неизвестны. Мне не известны современные мифы. Может, это будет первый человек на Луне. Не знаю.
Почему в романе «Золотая капля» вы говорите о диктатуре изображения? Можно ли сказать, что в XX веке изображение стало тираном?
Действительно, тема «Золотой капли» — изображение, разрушительная власть изображения. Я всегда очень интересовался фотографией, но если вы посмотрите вокруг, вы увидите, что в доме, в комнате очень-очень мало фотографий. У меня есть великолепные фотографии, но они лежат в ящиках, я не вешаю их на стены. Потому что я боюсь фотографий. Фотография обладает способностью завораживать… Люди убедились в этом много тысячелетий назад. Недаром фотография… изображение запрещено в Библии, то есть у иудеев. И у арабов. Вот вам уже две великие цивилизации, отвергающие изображение: еврейская и арабская. Есть над чем задуматься. Хочется спросить: почему? И ответ — мой роман «Золотая капля». Я… понимаете, когда я пишу роман, мне всегда нужна большая тема. Изображение — это очень большая тема. Очень большая. Ну, я и обратился к ней, я не говорю, что я ее раскрыл. Я обратился к ней в романе «Золотая капля». Он начинается так: молодой араб в Сахаре пасет коз и овец, подъезжает «лендровер», оттуда выскакивает туристка и фотографирует его. Он говорит: «Отдай мне фотографию», — потому что он не может позволить ей увезти свою фотографию. Она отвечает: «Я тебе пришлю, ее еще надо проявить и напечатать, я пришлю». Но не присылает. Потом он едет во Францию — едет, разумеется, на поиски работы и в то же время — чтобы найти фотографию. Он ее находит, находит их множество, но не узнает себя. Это роман об изображении, вы совершенно правы, о том, что есть в изображении губительного.
Нечто похожее есть и в вашем романе «Гаспар, Мельхиор и Бальтазар»?
Да, потому что, действительно, там у каждого своя проблема. У каждого из моих волхвов своя проблема. Их четверо. Гаспар — это любовь. Он негр родом из Эфиопии, и любит белую женщину. Мельхиор — это политическая власть, он царский сын, но он изгнанник… отца убили, а его лишили трона. То есть это проблема политической власти. (Загибает пальцы.) Любовь, политическая власть… Бальтазар — это искусство. Это любовь к искусству. Любовь к изображению. Он сталкивается с запретом на изображение в иудейском законе тех времен. И я придумал четвертого. Его мотив — пища. Он отправляется на поиски рецепта рахат-лукума, а получает причастие. Вот. Так что у каждого из них своя проблема. Они, естественно, встречаются, и перед яслями Христа каждому дается ответ.
Персонажи волхвов очень важны для христиан, для людей верующих, и, читая вашу книгу, невольно ждешь, что возникнет тема, более или менее связанная с проблемами религии.
Нет, потому что я не принадлежу к авторам, которые пишут на чисто религиозные темы. Разумеется, «Гаспад Мельхиор и Бальтазар» — роман христианский, вернее, иудео-христианский. Но про остальные так нельзя сказать. Конечно, я живу в бывшем доме священника… Что же касается моего последнего романа, «Элеазад или Источник и куст», то тут я читал… я отталкивался от толстой книги про Моисея. Ее автор, еврейский теолог, ставит вопрос: почему Моисею, когда он достиг земли Ханаанской, не было дано право… почему Яхве не позволил Моисею вступать в землю Ханаанскую? Почему? В самом деле, это факт вопиющий. Моисей вел евреев по пустыне сорок лет, наконец он достиг цели, но — нет! Ему не дано войти, и он умирает. В общем, я задался этим вопросом и ответил на него вестерном. Вот. (Смеется.) Если хотите узнать ответ, прочтите «Элеазара».
Ваш последний роман имеет форму романа психологического, он выглядит более традиционным в литературном плане, чем остальные ваши книги…
Все-таки в этом романе преобладает внешнее действие, персонажи очень просты. Главный герой, Элеазар; — протестантский пастор из Ирландии, это не… он не отличается особо тонкой психологией. У него всегда в руках Библия. Чем бы он ни занимался, он не расстается с Библией. Правой рукой работает, в левой держит Библию. И соотносит все, что делает, все, что с ним происходит, с каким-нибудь отрывком из Библии. Я не выдумал этот тип человека, он существовал. Вероятно, и сейчас существует.
Почему вы решили преподавать в школе?
Просто оказалось, что я пишу просто, ясно, сжато, рассказываю конкретные истории, и это идеальный вариант письма для детей. Я не стремился к этому специально, так вышло. И мои книги стали классикой, то есть их читают в классе — вот откуда это слово. Поэтому меня стали приглашать на встречи с детьми, которые открывают для себя литературу, открывают для себя мои книги. Они разговаривают со мной, задают вопросы, и мне с ними очень интересно. Я мог бы написать целую книгу о забавных вопросах, которые задавали мне дети во всем мире, потому что я ездил в Африку, я ездил в Нью-Йорк, я ездил по всей Европе… со своими книгами и встречался с моими юными читателями. Роман «Пятница,