может, первое мы находим у Павла, где, в первом Послании к коринфянам, 3, 11, сам Христос. выставляется в качестве единственного основания, на котором должно быть воздвиг­нуто или построено здание общины, как «божие строение» (ср. также посл, к эфессянам, 2, 20 сл.). Далее, мог ли Иисус, принимая во внима­ние имя Симона — Петр, каковое, по словам Матфея, он дал своему уче­нику по данному случаю, — мог ли Иисус этого Симона провозгласить «камнем» или «скалою» церкви? А что ученик получил это имя только теперь, это противоречит не только показаниям Марка (3, 16), Луки (6, 14) и Иоанна (1, 42), — оно не согласуется даже с сообщениями самого Матфея, 10, 2, согласно которым, Симон называется Петром уже при перечислении учеников. Простая игра слов с именем Петра и словом «Петра — petra», т. е. «камень» или «скала», дала евангелисту повод высказаться о «камне церкви». У Павла он нашел для Симона имя Кифы, в послании же к римлянам (9,33), прочел намек или указание на слова Исайи, 8, 14, о «скале соблазна» и «камне преткновения», который полагается господом на Сионе и о который споткнутся жители Иерусалима. При этом, он вспомнил об общине Христа, а все это навело его на мысль показать, что эта община будет построена на «камне — Петре».

Однако, Петр евангелий меньше всего имеет общего с этим «кам­нем» или «скалой», так как его характер и образ, — если только вообще можно говорить о таковом при поблекшем и стершемся изображении евангелий, — слишком резко колеблется между отважностью и робостью, между быстрой решимостью и жалким слабоволием: этот апостол пред лицом угрожающей учителю опасности и несмотря на просьбу послед­него бодрствовать в Гефсиманском саду спит; больше того, делается прямо-таки виновным в неверности, трижды отрекшись от своего учи­теля в самый критический момент его жизни. Что Иисус, якобы, из числа всех учеников выдвинул на первое место как-раз Петра, больше того, назначил ему руководящую роль в будущей общине, все это набра­сывает тень на личности остальных учеников. А что, будто бы, Иисус сделал это потому, что из них Петр первый признал его Христом, — все это при прочем «тупоумии» (Фолькмар) этого ученика столь неве­роятно, что на опровержение этого не стоит тратить и слов.

Вся история о «камне Петра» представляет собою весьма неудачный вымысел, сделанный на основе вышеприведенных Павловых посланий.

Да и «врата ада», равно как и «заведование ключами» ведут свое происхождение не из слов какого-то исторического Иисуса, но, — как я показал в своем «Евангелии от Марка» и «Звездном небе», — вычитаны с небесного глобуса и введены в повествование благодаря тому, что последовательность, порядок евангельских рассказов определяется дви­жением солнца по зодиакальным знакам, при чем «исповедание Петра» разыгрывается в знаке Скорпиона[29]. В Скорпионе же, — по астральным представлениям, — находятся «Врата ада»; восходящее в Скорпи­оне вместе с Жертвенником — Камнем созвездие Кефея (Кифы) тесно связано с Кассиопеей, а в звездной Кассиопее, — по сообщению Арата и Теона, — видели Небесный Засов или Ключ.

После этого для нас становится понятным странный гнев Иисуса, когда последний, только что похвалив силу веры Петра, называет его «сатаной» и прибавляет: «ты мне соблазн; потому что думаешь не о том, что божие, но что человеческое» (Матф. 16, 23): Скорпион является небесным, звездным знаком сатаны, а «камень» или «скала» церкви, по словам Павла, служит вместе с тем и «скалою соблазна».

Что, действительно, более тщательное исследование этого пресло­вутого Матфеева места не оставляет ничего, абсолютно ничего от его историчности, — это самым убедительным образом доказано и показано в моем «Евангелии Марка» и «Звездном небе». — Просто смешно, если уж не употреблять словечка покрепче, — просто смешно видеть, как при­сяжные поборники церкви, несмотря на явно вымышленный характер этого места у Матфея, все еще продолжают отмахиваться от ясной как день и бьющей в глаза истины. Если это делается католиками, то в ко­нечном итоге это понятно и объясняется тем, что на 16, 17 сл. Матфея покоится обоснование притязаний на всемирно-историческое положение римской церкви, вместе с ним стоит и падает. Но что даже протестант­ские теологи, вроде Кейма, Цана, Бернгарда Вайса, Боллигера и др., отстаивают историчность этого места у Матфея, — это обстоятельство служит печальным показателем методологической неясности и пута­ницы, которые также и в данном случае разоблачают и обесценивают преследующую, якобы, чисто исторический интерес теологию.

5. КНЯЗЬ АПОСТОЛОВ.

Базируясь на 16, 18 сл. Матфея, утверждают, что Петр был поста­влен Иисусом во главе своих учеников и потому является «князем апо­столов». Об этом, — как было сказано выше, — еще ничего не знают древ­нейшие христианские свидетельства. По Деяниям, выходит, что не Петр, а Иаков — «брат господень» стоит во главе юной иерусалимской общины. Да и Павел еще ничего не знает о «князе апостолов». Он называет Петра в числе глав общины, ставя его рядом с Иаковом и Иоанном, но отнюдь не на первое место (послание к галатам, 2, 9). Где он поль­зуется выражением «апостол», там под этим словом он понимает только миссионера, проповедника или посланца веры в Иисуса, и в его посла­ниях ничто не указывает на то, чтобы он вообще знал что-либо о числе двенадцати апостолов, как о первых учениках Иисуса.

Ведь пресловутое место первого послания к коринфянам, 15, 5, где читаем, что воскресший явился «двенадцати», кажется столь подо­зрительным и признается позднейшей вставкой столькими проница­тельными исследователями, что с ним можно, как с противосвидетельством, уже не считаться.

Как известно, относительно призвания первых учеников, их числа и имен в евангелиях царит полная разноголосица. Особенно здесь при­ходится задумываться над числом «двенадцать», так как то, как оно вводится в евангелия (Матф., 10, 1 сл.; Марк, 3, 13; Лука, 6, 12 сл.; Иоанн, 6, 67, 70) возбуждает сильное подозрение, что мы в данном случае имеем дело с позднейшей прибавкой к основному тексту, кото­рый вообще еще ничего не знал об этом числе. И это подозрение уси­ливается благодаря тому, что большинство учеников в евангелиях и Деяниях не играют никакой роли, не имеют никакой индивидуальности, а являются только именами, для того, чтобы в итоге получилось круглое число «двенадцать»[30].

Далее, уже ветхий завет знает двенадцать священнослужителей, могущих вкушать «хлебы предложения», что соответствует в еванге­лиях «вечере» или причащению (Левит, 24, 5 сл.). Моисей, ветхозавет­ный первообраз Иисуса, избирает в помощь себе в судебной деятельно­сти двенадцать «князей» или «начальников народа»