Перцову, кстати, надо будет благодарность с материальным подкреплением выдать, поскольку отработал на отлично – ни Феофановых фокусов, ни драчки по женскому вопросу, ни мордобоя с черносотенцами репортеры так и не увидели. А что делегаты болтают, к делу не подошьешь, цену «осведомленным источникам» читающая публика знает, да и мы свою версию продавим куда сильнее.

На волне единения, вызванного набегом черносотенцев, съезд принял программу, утвердил принципы строения партии, наметил участие в выборах, коли таковые состоятся. Я-то знал, что состоятся, но нельзя же в официальных документах писать «после разгона Второй Думы»… Проголосовали за программу, с оговорками. Один толстовец сказал очень толковую речь, примирившую и без того воодушевленных победой делегатов. А всего-то предложил женский вопрос не включать покамест, а принять к сведению и дальнейшему обсуждению. Эх, учиться мне и учиться всем этим бюрократическим хитростям, так вот и пожалеешь, что родился поздно и в комсомольском активе не состоял, не набрался нужного опыта.

Новомодных центральных комитетов решили не избирать, ограничились посконным советом «Небесной России». Председателем стал Булгаков, заместителем – Стольников. Компанию им составили Вернадский, один из московских Бахрушиных, от толстовцев Горбунов-Посадов, теперь уже бывший иоаннит Филимон Гостев, Станислав Шацких, Лохтина и Семен Ершов, дядька-воспитатель. Я входить в Совет наотрез отказался, оставив за собой роль «духовного вождя», но при таком составе мои люди там по определению в большинстве. Да и впредь постараемся обходиться без разделяющих вопросов. Как там товарищ Сталин действовал? Правильно, откладывал, если видел, что будет спор. И потихоньку обрабатывал имеющих голос.

Все закончилось в Великую субботу. Съезд принял поздравительные телеграммы в адрес царской семьи, Думы, Синода и правительства – пусть порадуются. Дружно спели «Боже, царя храни», после чего православное большинство делегатов во главе со мной отправилось на пасхальное богослужение и крестный ход.

Утром разговелись заботливо подготовленными Маней Шепелявой куличами, яйцами и пасхой, перецеловались и разъехались, в поездах отоспятся. А мне вот пора в Царское Село. Ну, у меня теперь свое авто, вот в нем и подремлю.

* * *

Карета. Карета с «карасиновым двигателем» – вот примерно такие ощущения были у меня после первых поездок на «Рено AG». Выбрал я его потому, что вспомнил – это та самая модель, на которой парижские таксисты в 1914 году перебрасывали войска на Марну. А раз такси, значит, крепкая и ремонтопригодная машина. Движок, конечно, слабенький, девять лошадок всего, да где сейчас сильненький-то взять? Нет еще таких.

Ради долгой поездки – целых тридцать верст! – шоффэр поставил на автомобиль кожаный верх салона и навесной козырек над собственным рабочим местом. Ну точно карета, двери высоченные, лаковый кузов, кучер отдельно, верх прямо от кареты взят. И трясет не меньше, несмотря на рессоры. Зато кожаные подушки сидений, и никто не пырится на меня, как в поезде.

Тарахтели мы часа два – по дороге пробило колесо, и водитель, страшно ругаясь на французском, его менял. Почему на французском? Так француз же, по-русски не сильно много знал, но с такой техникой сто пудов научится великому и могучему.

А я подумал, что надо бы себе более мобильное средство передвижения завести. Исполнить свою давнюю мечту, купить байк. Пока в университете учился, ни о каком мотоцикле и речи быть не могло, слишком дорогая игрушка для нашей небогатой семьи. А сейчас почему бы и нет? Старец Распутин в кожаном плаще верхом на эндуре. Хотя какая эндура, мотоциклы здесь идут по рязряду экзотики и даже на себя не похожи, а больше на велосипеды с моторчиком. Но хоть так, глядишь, до Царского меньше чем за час добираться буду.

Приперся я, как выяснилось, некстати – Пасха это у простых людей великий праздник, а у царской семьи это весьма обременительные обязанности, которые они неуклонно исполняли. Ну сами посудите – нужно поздравить и облобызать всех, кто в этот день находился рядом, а это значит, не только ближайшие царедворцы, но и слуги, и весь состав императорского конвоя! Вот ей-богу, лучше бы он государственными делами так старательно занимался, как религиозные обычаи соблюдает.

До царя я так и не добрался, к нему стояла очередь из казаков в алых черкесках, караульной роты Кирасирского полка, вроде бы курсантов, только я не разобрался, каких. Александра Федоровна тоже была при деле, хоть и не целовалась, но руку для поцелуя подавала и каждому презентовала фарфоровое яичко с монограммой.

Дядька Алексея, проскочивший одним из первых, после христосования со мной рассказал принятое во дворце обыкновение.

– Почитай, каждый день человек по двести-триста.

– Как каждый день? Положено ведь в Светлое воскресенье!

– Так-то оно так, да ты попробуй столько народу приветить, это ж сколько времени уйдет? Вот и разделяют, дня четыре-пять продолжается. Даже старообрядцы специально приезжают!

Надо же, а вот этого я не знал. А дядька, важно покивав, подтвердил и объяснил, что это пошло еще с Александра III, а Николай только продолжил традицию.

Так что с царем и царицей я только издалека встретился, глазами. Поздравил девочек, преподнес приятно пахнущие резные яйца из сандала – нашелся в колониях дядька-резчик, сделал мне по заказу два десятка. Простенько, но теплое дерево с приятным ароматом запомнится лучше.

Перецеловался со всеми слугами и уже совсем было собрался улизнуть, как меня подхватили и представили пред светлы очи – обязательные процедуры закончились, и царская семья собралась за столом в личных покоях.

Измотанные, раздраженные. У царя раскраснелась щека от целований, Аликс расцарапали руку бородами. Последние делегации она принимала в перчатках.

Тем не менее царская чета взяла в себя в руки, Николай слегка злоупотребил портвейном. Праздничное настроение было восстановлено.

Удостоился я и персонального пасхального подарка. Нет, не яйца от Фаберже, такого при известной скупости Аликс ожидать никак невозможно. Красивый наперсный крест из ливанского кедра, освящен в Иерусалиме. Принял со всем почтением, правильно угадали, золотосеребро мне ни к чему, из образа выпадают. Хотя могли бы копейку на колонии пожертвовать, надо, кстати, эту идею продвинуть на следующий год – кто желает сделать мне подарок, пусть жертвует на благотворительность. Лучше всего на нашу, найдем, куда денежки пристроить.

Не обошлось и без женского вопроса. Вот ведь шустрые какие, уже доложили. Пришлось излагать свою позицию, императрица слушала внимательно, да и старшая, Ольга, тоже время от времени пыталась понять, о чем говорят взрослые.

Как это женщины могут голосовать? А как выбрать за кого? Муж скажет? Так пусть сразу за всех членов семьи голосует. Посмеялся внутри.

Наутро, в Светлый понедельник, поехал делать визиты. Муть