— Яблоки, — понял Ребенков, счастливый от того, что мог помочь этому, в сущности симпатичному, человеку.

— Да мне немного, — замялся художник. — Штучки две-три…

— Слушайте, я вам дам таких яблок, вы упадете. На моем собственном садовом участке выросли. Сам лично поливал, окучивал. Вот сюда, пожалуйста, на кухню…

— Да мне немного, — повторил художник, — штучки две-три…

— Берите, берите, не стесняйтесь. Еще берите, — приговаривал Василий Петрович, накладывая яблоко за яблоком в подставленные руки художника.

— Мне для натюрморта, — робко попробовал возразить художник. — В правом нижнем углу чего-то не хватает… Штучки две-три.

— Ну почему только для натюрморта, — горячился Василий Петрович. — Вы и сами поешьте. Попробуйте наших яблочек!

— Все, все, хватит! — решительно запротестовал художник. — Больше не унесу. Огромное спасибо!

Василий Петрович проводил соседа до двери, помог открыть ее, но дальше следовать не решился. Он вернулся к себе домой, занялся починкой балконной рамы, но работа определенно валилась из рук. Он поймал себя, что все время ждет, не позвонят ли в дверь. Но никто не звонил.

Василий Петрович маялся так еще часа два и наконец не выдержал.

…Долго не открывали. Потом послышались шаги, щелкнул замок, и наступил черед удивляться художнику.

— Вы меня извините, — сказал Василий Петрович. — Я что подумал. Может, у вас для натюрморта еще чего не хватает. Тыквы, например, или кабачков. А то у меня и лук есть. И такой, и такой. Зеленый и репчатый. А редис у меня на участке в этом году уродился!.. Чудо-редис. Возьмите, не пожалеете.

— Сердечно тронут, но как-нибудь в другой раз, — проговорил художник. — А теперь прошу меня извинить, у меня сейчас самая работа. — И художник исчез за дверью.

Возможно, я никогда не узнал бы этой истории, если бы нынешней осенью не отправился на выставку произведений наших местных художников. Переходя от картины к картине, я остановился у натюрморта с яблоками в правом нижнем углу.

Я разглядывал полотно и вдруг услышал позади себя:

— А яблочки-то, белый налив!.. От яблони трехлетки… Сам сажал, сам поливал, окучивал… Сорт хороший, морозоустойчивый, а черенок мне, помню, Бурундуковы дали, из дома 3.

Я обернулся.

— Вы, кажется, заинтересовались этим натюрмортом, — сказал незнакомец. — Я некоторым образом имею отношение к его созданию. Разрешите представиться, Ребенков, Василий Петрович…

Мой папа парикмахер

— Дети, — сказала учительница, — сегодня мы пишем сочинение. Пусть каждый из вас расскажет о профессии своего отца.

«Мой папа водитель самого большого самосвала», — крупными буквами вывел Егор. Потом подумал и зачеркнул фразу. Вместо нее появилась другая: «Мой папа стрижет и бреет людей. Он парикмахер».

Егор так увлекся, что не заметил, как прозвенел звонок. Класс загалдел, все принялись делиться впечатлениями.

— Мой отец — садовник, — сказала Клава.

— А мой по ремонту телевизоров, — похвастался Константин.

— Зато мой работает поваром, — заявил Гена.

— А твой кто? — спросили ребята Егора.

— Мой папа портной, — ответил он.

— А вот и неправда, — вмешалась Света, — я заглядывала тебе в тетрадку, — ты сам написал, что парикмахер.

— Говори правду, говори правду, — потребовали все.

— Ну ладно, скажу, — буркнул Егор. — Мой отец этот, как его, телефонист.

После уроков ребята отправились смотреть стройку. И Егор пошел. Перелезли через забор. И тут кто-то из строителей заметил мальчишек. Все разбежались, один Егор не тронулся с места.

— Ты что здесь делаешь? — спросил Егора строитель. — Туг детям нельзя.

— А мне можно. — заявил Егор, — у меня папа каменщик.

— Ну, тогда смотри, — улыбнулся строитель.

Егор посмотрел, как работает бетономешалка,

и побежал домой. Чтобы не терять времени, он решил пересечь дорогу на красный свет. Но не тут-то было. Егора задержал милиционер.

— Где твои родители? — строго спросил он.

— Да отец тут рядом, он тоже милиционер, — ответил Егор.

— А как фамилия?

— Васильев, — выпалил, не сморгнув глазом, Егор.

— Что-то такого не знаю, — покачал головой милиционер и перевел Егора на другую сторону улицы. — Давай топай, и чтоб больше не нарушать. Тем более отец милиционер.

Егор был уже в своей кровати, когда отец пришел домой.

— Садись ужинать, писатель, — раздраженно встретила его жена. — Опять где-то ходил.

Уже сквозь сон Егор слышал виноватое бормотанье отца: «Творческая депрессия… книгу зарубили, плохая рецензия», — и голос матери, произносившей простые и понятные для Егора слова: «Бездельник… лентяй… сам виноват».

Уже окончательно засыпая, Егор успел подумать: «Когда вырасту, обязательно стану шофером или парикмахером. Или лучше телефонистом… А может быть, милиционером…»

Владелец

Своего друга Петю Самолетова я узнаю уже по дверному звонку — такой это бодрый, энергичный звонок.

— Ну, пляши! — говорит Петя, проходя мимо меня в квартиру. — У меня для тебя приятная новость.

Несмотря на многообещающее начало, я все же не спешу пускаться в пляс.

Петр выдерживает паузу и объявляет:

— Мы с женой решили пригласить тебя на дачу. На субботу и воскресенье. Отдохнешь, встряхнешься. Увидишь хоть, как клубника растет, хе-хе-хе! А то вы, городские закоренелые жители, думаете, небось, что на дереве. А заодно, — Петя щупает мышцы у меня на руках, — вскопаешь пару-тройку грядок на огороде. За водой сходишь колодезной. И всю твою хандру как рукой снимет. Ну, рад? Молчи, не говори ничего, сам вижу, что рад. И не благодари! Не люблю, знаешь, преувеличенных выражений благодарности. Я для друзей в лепешку расшибусь.

— Видишь ли, Петя, — отвечаю я. — В мои планы как-то не входит ехать к тебе на дачу. У меня, извини, другие намерения.

Петя слегка мрачнеет. Наконец, какая-то, видимо, очень счастливая мысль озаряет его лицо, он хлопает себя ладонью по лбу и восклицает:

— Ах, я дурья башка, как же это я сразу не сообразил! Ну, разве я рабовладелец какой! Не хочешь копать — не копай! И за водой колодезной я сам схожу Ты прежде всего гость, это — святое. Ты на дачу приехал отдыхать, а не вкалывать. Представляешь, лежишь ты в гамаке этаким барином, а мы с супругой вокруг тебя на цыпочках прыг, прыг, прыг! «Владимир Иванович, не надо ли тебе чего?» Поедем, Володь, а! Из духового ружья постреляем. У меня на даче духовое ружье есть.

Уж очень мне не хотелось огорчать Петра, но я выдержал характер:

— И не уговаривай. Я же сказал: у меня другие планы.

— Так, так, так, — Петя забарабанил пальцами по ручке кресла. Он, когда нервничает, всегда барабанит пальцами по чему-нибудь. — Так, так, так. Кажется, мне все ясно. Тебя переманили Ватрушкины. Конечно, у них и участок больше, и дом