Задумываясь о том, что никто не увидел иглу ранее, о разговорах глав ведомств и том, почему он в целом не любил дворец, Самаэль осознал – здесь несло старостью. Традиции были хороши, предки создавали их веками, но традиции можно было применять на современный лад, отступая между тем от взглядов, что царили раньше.

Дворец и министры будто застыли во временах молодости Мортема и, быть может, даже во временах правления его предшественников, а смотреть по сторонам и пытаться понять, что их вариант местных дворцовых игр уже не релевантен, не хотели.

– Слушай, а чего это Гелен вас любовниками назвал?– Каджар, поравнявшись с другом, окинул его подозрительным взглядом.– Повод есть?

– Ну, я один раз к нему на бровях приполз из таверны,– с улыбкой отозвался Самаэль, незаметно пряча иглу в рукаве.– Само как-то вышло, по привычке. В молодости он меня часто с попоек тащил.

– В молодости?– подхватил Эммерих.– Так вы давно знакомы?

– Да, что-то вроде. Просто знакомые.

– Удобно,– беззлобно ухмыльнулся Каджар,– когда у тебя сам Владыка-регент знакомый. Мне бы так.

– Можно устроить,– посмотрев направо, Самаэль заметил знакомую чёрную гриву волос и ускорил шаг, чтобы поймать завернувший за угол объект их разговора.– Сударь регент!

Айорг великодушно затормозил, останавливаясь на середине шага, и так же с ним остановился молодой человек, в котором генерал Гринд узнал ближайшего помощника главы казначейского ведомства. Уводить регента для разговора при этом человеке было чревато подозрениями со стороны ведомств: мальчишка бы им рассказал, что три Великих генерала вызвали валакха на аудиенцию.

– Мы… Хотели сказать, что скорбим по утрате вместе с Вами,– среагировал Эммерих, поводя рукой.

– Точно,– Самаэль кивнул, напуская на себя как можно более трагичный вид,– тяжёлый день для всей империи.

Поначалу только кивнув, регент потратил пару мгновений на раздумья и коротко улыбнулся.

– Будем молиться, что солнце нашей империи теперь на небе среди своих соратников. Пусть он и дальше освещает нам путь.– Махнув генералам рукой, валакх двинулся дальше по коридору.– Отдохните, если сможете. Я вот урвал свои последние десять минут, и присесть смогу разве что после десятых петухов.

Оставленные наедине друг с другом, генералы переглянулись и неспешно пошли в сторону выхода на улицу.

Каджар молчал достаточно долго, не выдержавший лишь на главных ступенях крыльца:

– Он будет занят до интронации. Если ему повезёт, то и после.

Самаэль взглянул в ту сторону, где, если бы не оборонительная стена, можно было увидеть почти завершённый храм Птицы, смотревший точно на берег залива.

– Да, но для нас время найдёт. Он ведь сказал – после десятых петухов.

6.

Разминувшись с генералами и договорившись встретиться в условленном месте, но чуть-чуть заранее, Самаэль не покинул дворец. Под предлогом необходимости проверить подкованность своего коня, якобы хромавшего по дороге на предварительные поминки, он довольно быстро ретировался в направлении садов, искренне надеясь, что никому не пришло вдруг в голову последить за тем, чем занимается сударь Гринд в свободное от генеральских трудов время.

Он не был таким уж частым гостем в дворцовых стенах, но пару раз Джанмариа Гринд приводил его, ещё мальчишку, посмотреть, как всё происходит у правителя, как себя должен вести Великий генерал. Тогда ещё дядя владел этим титулом. Маленькому Самаэлю война и все её аспекты были не интересны; он считал военное дело бесполезным для себя самого, потому что верил, что говорит гораздо лучше, чем машет мечом. С годами это убеждение поменялось совсем немного: теперь он умел махать мечом не хуже, чем трепаться, но всё равно предпочитал первому второе. Проще было пригласить вражеского полководца за городские ворота и заболтать его, наобещав золотые кущи в обмен на всего лишь пару услуг, а в укрытии поставить пару лучников. Как только полководец выполнял все ненавязчивые, мягким тоном выдвинутые требования, которые, как ему казалось, никому не вредили, да ещё и оставляли его в достатке, бедняга получал стрелу промеж глаз. Это был только один из способов, который был в разы эффективнее меча.

До определённого возраста Самаэль считал любой труд неподходящим для себя – пока дядюшка, спокойно читая какую-то старинную книгу, не заметил, что его знакомому как раз нужен оруженосец на нищенских условиях работы. Потом немного изменил своё мнение, но, несмотря на должность, обязывавшую, казалось бы, крутиться ближе к Владыке, дворец он не полюбил. Это единственное оставалось неизменным с детства, когда Джанмариа привёл его сюда первый раз. Хотя архитектура и украшения были огромными для мальчишки десяти лет, он впечатлился в первые пару шагов, а потом просто со скучающим видом смотрел по сторонам и не слушал, что ему говорили.

В тот день, когда он стоял на шаг позади отца и без особой цели подпинывал камушек, попавшийся на глаза, судьба решила подшутить, и в какой-то момент жалкий кусок гальки ударился о чужой сапог, шитый золотом по чёрной блестящей коже.

Говоривший тогда с Джанмарией Гриндом о шедшей на востоке войне, Владыка Мортем Жестокий отвлёкся и опустил взгляд вниз. В этот момент мальчишке показалось, что живым из дворца он не выйдет. Жестоким правителя прозвали за то, что не терпел ничего, что было ему не по душе, и сказал однажды «Я – Владыка, а значит я есть закон». Все взрослые считали это чем-то жутким и к этому же приучали детей, но Мортем, по мнению десятилетнего ребёнка должный взорваться гневом и проклятиями, только едва заметно улыбнулся и пожурил Джанмарию за то, что так рано начал засорять мальчику голову политикой.

В глубине садов была не только парочка беседок, в которые с разной периодичностью наведывались то Владыки, то их ближайшие сподвижники в поисках отдыха. Там же, как доверительным шёпотом сообщил мальчишке Жестокий Владыка, был источник, исполнявший желания. В то время сказки нравились Самаэлю больше той чепухи, которой его пытался пичкать отец, а потому позже от источника Джанмарии пришлось его оттаскивать. Теперь, в те редкие случаи, когда ему случалось оказаться во дворце в смятении, Самаэль старался добраться до места из детства.

Это был скорее пруд, чем источник, не отличавшийся особо крупными размерами. В его центре расположился островок, к которому, несмотря на видимую мелкость, не так-то просто было добраться. Первый раз сунувшись туда в детстве, Самаэль промок до нитки, но давно уже вырос, а потому теперь вымокал в худшем случае по пояс, при этом неизменно сохраняя в сухости сапоги. Снял их и в этот раз, после на вытянутой вверх руке перенося на островок суши и кидая в тень единственного на весь пятачок земли дерева – амарантовой саликсы. Державшаяся на слегка изогнутом вправо стволе, она раскинула свои длинные гибкие ветви с кучно посаженными яркими листьями, и предлагала любому желающему укрытие лучшее, чем любая беседка.

Сдвинув, чтобы пройти, хлёсткие, норовившие запутаться в волосах веточки, Самаэль пробрался ближе к корням и сел там, первые пару минут просто молча наблюдая за слегка разгоняемой ветром водой. Казалось, затихали в этом месте даже птицы. На самом деле их в этой части садов было просто чуть меньше, чем в основной.