его престола, так как мир лишал иноземной помощи католиков, которые только и оспаривали его право. С той же целью — предупредить восстание католиков он смягчил уголовные законы против них и освободил диссидентов от уплаты штрафов. Как ни основательны были эти меры, но строгие протестанты с неудовольствием восприняли переговоры с Испанией и папством, указывавшие на уклонение от борьбы с католицизмом в Англии и вне ее.

Парламент 1604 года собрался в ином настроении, чем какой-нибудь из его предшественников в течение ста лет. Немного времени прошло со вступления Якова I на престол, но характер его уже обнаружился; не сходившие с губ короля притязания на неограниченную власть в церкви и государстве вызвали смущение в людях; но, что важнее всего, — Хемптонкортское совещание разрушило все надежды пуритан на церковные преобразования, а из помещиков и купцов, занимавших скамьи парламента, три четверти сочувствовали пуританам. Они холодно и подозрительно выслушали предложение короля об объединении Англии и Шотландии под именем Великобритании. В действительности парламент желал церковной реформы. Первым шагом общин было назначение комиссии, которая должна была выработать билли для удовлетворения особенно громких жалоб на церковные порядки, а когда предложенные палатой меры были отвергнуты, она тотчас обратилась к королю со смелым посланием.

В нем говорилось, что парламент сошелся в миролюбивом настроении: «Мы желали только мира, мы думали только о единстве». Его целью было положить конец давно существовавшему среди духовенства разногласию и сохранить единообразие путем отказа от «немногих маловажных обрядов», устранения некоторых церковных злоупотреблений и организации хорошей подготовки для проповедников. В последние годы правления Елизаветы парламент отказался от своего права заниматься этими вопросами; теперь он снова подтвердил его. «Да будет угодно Вашему Величеству принять от ваших общин в парламенте публичный отчет о злоупотреблениях как в церкви, так и в гражданском устройстве и правлении». Притязание на неограниченную власть были встречены словами, служившими как бы предисловием к «Петиции о праве». «Ваше величество были бы плохо осведомлены, — говорилось в послании, — если бы кто-нибудь стал утверждать, что королям Англии принадлежит неограниченная власть изменять религию или без согласия парламента издавать законы касательно духовных и светских дел». Яков I встретил послание с грубым пренебрежением и отсрочил заседание палат. Поддержка короны позволила епископам ответить смелым вызовом на требование пуритан. Закон Елизаветы, утверждавший 39 статей, обязывал духовенство подчиняться только тем из них, которые касались веры и таинств; правила конвокации 1604 года потребовали подписи статей, касавшихся богослужения и обрядов. Новый архиепископ Бэнкрофт присоединил еще требование строгого соблюдения служебника со стороны штатного духовенства. За отказ от соблюдения этих требований следующей весной триста пуританских священников были изгнаны из своих приходов.

За разрывом с пуританами последовал разрыв с католиками. Увеличение их числа вследствие отмены штрафов вызвало общий страх, и парламент восстановил законы против них. Слух об обращении в католичество самого короля так раздражал Якова I, что он стал применять законы с еще большей строгостью, чем прежде. Отчаяние католиков ускорило развитие давно уже задуманного ими заговора. Они не надеялись на помощь извне или на успех открытого восстания внутри страны, и небольшая кучка отчаянных людей во главе с Робертом Кэтсби, участником восстания в Эссексе, решила покончить с королем и парламентом одним ударом. В погребе под зданием парламента были помещены бочонки с порохом, и в ожидании 5 ноября, когда назначено было собрание парламента, планы небольшой кучки превратились в грозный заговор. К участию в нем были допущены более состоятельные католики вроде сэра Эверарда Дигби и Фрэнсиса Трешэма; они-то и предоставили деньги для задуманных заговорщиками широких планов. Во Фландрии было закуплено оружие, заготовлены лошади, а для начала восстания был устроен съезд католических дворян под предлогом охоты. После умерщвления короля предполагалось захватить его детей и начать открытое восстание, при котором можно было рассчитывать на помощь испанцев из Фландрии.

Заговор хранили в величайшей тайне, но в последнюю минуту его выдала фамильная связь Трешэма. В письме к своему родственнику лорду Моунтиглю он посоветовал ему не являться в роковой день; это и другие сведения привели к обнаружению погреба и некоего авантюриста Гая Фокса, которому было поручено стеречь его. Компания охотников в отчаянии рассеялась, заговорщиков преследовали; некоторые из них были перебиты, другие — казнены. Глава иезуитов Англии Гарнет был привлечен к суду и казнен. Он уклонился от всякого участия в заговоре, но был осведомлен о нем другим иезуитом, Гринуэем, и пораженный, по его словам, ужасом, сохранил тайну и предоставил парламент его судьбе.

Избавление от общей опасности сблизило парламент с королем, и когда палаты собрались в 1606 году, общины были согласны дать сумму, достаточную для уплаты долгов, оставленных Елизаветой после войны. Но Яков I был так расточителен, что его расходы в мирное время держались на уровне расходов Елизаветы во время войны; нужда в деньгах и желание избавиться от контроля парламента заставили его искать новые источники дохода. Первым крупным его нововведением было установление таможенных пошлин. Давно было установлено, что корона не имеет права без согласия парламента налагать пошлины, кроме как на шерсть, кожи и олово. Однако в одном или двух случаях были обложены пошлиной ввозные товары при Марии I, Елизавета распространила пошлину на коринку и вино; но эти случаи были слишком мелкими и исключительными, чтобы опровергнуть общее правило. Более опасный пример представляли пошлины, взимавшиеся с отдельных купцов крупными торговыми компаниями, вроде Левантийской или Индейской, в обмен за защиту, какую они оказывали им в дальних морях. Теперь Левантийская компания была распущена, и Яков I присвоил себе взимавшиеся ею пошлины как выморочное имущество.

Напрасно парламент протестовал. Якова так же интересовало подтверждение неограниченности его власти, как и пополнение его казны. Поэтому один случай — дело Бэтса — был в 1606 году доведен до палаты казначейства, и суд подтвердил право короля взимать какие ему угодно таможенные пошлины по его усмотрению. «Все пошлины, — объявили судьи, — суть следствия заграничной торговли, а все торговые дела и договоры с иноземными державами подлежат неограниченной власти короля; поэтому тот, кто имеет власть над причиной, господствует и над следствием». Яков I ясно понимал важность решения, избавлявшего его от необходимости обращаться к парламенту. Торговля Англии быстро росла, английские купцы пролагали себе путь к Пряным островам и основывали поселения во владениях Великого Могола. Приговор суда принес Якову I доход, который скоро должен был возрасти, а нужды казны заставляли его действовать. После двухлетнего колебания королевский указ обложил пошлинами многие статьи ввоза и вывоза.

Но если доходы росли быстро, то долги короля возрастали еще скорее.