Да, фанатики во всех мирах одна из самых опасных зараз. Они добрые-то идеи наизнанку выворачивают, а уж когда поклонятся злу…. Горько и страшно становилось от того, что эти жуткие существа были когда-то людьми.

Мы вновь отправились в путь.

Во второй половине дня погода и пейзаж стали стремительно меняться. Лес редел, всё чаще появлялись полянки с больными, чахлыми деревьями. Налетел холодный ветер. Небо потихоньку затягивала хмарь, оно сделалось стальным, как металл. Несмотря на ветер, воздух был каким-то тяжелым, напитанным влагой и сладковатым запахом тлена, который все больше усиливался.

Я поёжился, достал плащ и поплотнее закутался в него. Кони тоже стали вести себя тревожно. Моё-то Чудо еще держалось, а вот кобылка волка меленько так подрагивала, то и дело поводя ушами и мотая мордой.

Стало темнеть, по земле пополз туман. Деревья стали попадаться сплошь мёртвые.

— Вот они гиблые земли. Предлагаю заночевать здесь. На границе. А потом отпустить наших лошадок и двинуться туда пешком.

Отпускать Чудо оказалось делом нелёгким, но Леон был прав, толку от коня в болоте немного, а загубить его здесь — проще простого.

— За какое время мы доберёмся пешком? — напряженно спросил я.

— Если бы мы шли в те времена, когда не было болота, то добрались бы до города послезавтра к полудню, а то и чуть раньше, скорым шагом, перебежками да с небольшими привалами. А с этим проклятым болотом, не думаю, что мы вообще из него выберемся.

Я прикинул, в лучшем случае трое с половиной суток на дорогу до города. А обратно без лошадей.

— Без лошадей обратно не поспеем…

— Если мы вдруг всё-таки сможем выбраться. Ты обратно сможешь полететь соколом, а я побегу волком. Тебя я конечно не догоню… Но ты сможешь долететь за день, ну максимум за два.

Я не стал говорить волку, что так надолго никогда в сокола не обращался и уж тем более не летал. Решил, раз он считает что смогу, значит, пусть так и будет.

Мы поели, Леон всё-таки заставил меня помахать железяками, хотя после целого дня в седле, размяться, действительно оказалось делом приятным. Я, усвоив ещё кое-какие хитрости, даже один раз достал Леона мечом.

Затем мы легли спать. Оба понимали, что сегодня нужно отдохнуть, как следует перед нелегкой дорогой, поэтому дежурство отменялось.

Первое, что я почувствовал, когда открыл глаза, это жгучий холод. Потом услышал шёпот Леона. Сдавленный и испуганный.

— Сокол, — хрипел Леон.

Я открыл глаза, но ничего кроме тьмы не увидел, вообще ничего. На миг я даже испугался, что ослеп как в прошлый раз, когда вылечил Аделаиду. Но у этой тьмы были другие свойства. Она была плотной, осязаемой. И она вполне ощутимо навалилась на нас с волком. Навалилась с одной целью — задушить. И ей это, похоже, удавалось.

Воздуха в легких становилось всё меньше и меньше.

Глава 4

Воздуха в легких становилось всё меньше, а страх и отчаяние разрастались всё больше. Я в панике замахал руками, пытаясь отбиться от тьмы, но она становилась только плотнее и осязаемей.

— Леон, — прохрипел я.

Ответом мне была тишина. Я материализовал меч и рубанул им густую черноту, но меч прошёл сквозь тьму, не причинив ей никакого вреда, зато в моих легких осталось ещё меньше кислорода.

В затухающем сознании разбитыми осколками зеркала кружились воспоминания из прошлой жизни, причудливо сплетаясь в воспоминаниях с жизнью этой. Детский смех. Игра в жмурки. Затаённое дыхание, пока чьи-то руки водят в миллиметре от лица… Рука всё ближе… Сердце падает в пятки. Визг…. Придет серенький волчок и укусит за бочок….

— Не бойся темноты, — прошептал женский голос из глубины памяти.

Мама умерла рано, мне тогда было лет пять, я ее почти и не помнил, вот разве что запах её крема для рук и ещё — голос. Отец все мамины фотографии по пьянке сжёг, и я не знал, как она выглядела. А сейчас увидел её, с большими золотистыми глазами, как у матери Эрика, как у меня. Сейчас, и там, в прошлой жизни…

— Мама, мне страшно, — шепчу я детским голосом. — Там в темноте кто-то есть.

— Тьма это лишь отсутствие света, — смеется мама. — Стань светом и тьма исчезнет!

— Так просто? — недоверчиво переспрашиваю я.

— Все самое сложное в жизни — оно же есть самое простое, — вздыхает она, и я чувствую, как её теплые губы нежно касаются моего лба.

«Стань светом и тьма и исчезнет» — билось в угасающем сознании.

Я оперся на эти слова и из последних сил зажег в себе свет магией.

И сам ослеп от яркой золотой вспышки, которая загорелась вокруг меня. Тиски, сжимающие мою шею, разжались. Я жадно схватился за воздух.

Отдышавшись, замахал горящими руками, разгоняя тьму и уже в пространстве света пытаясь разыскать Леона. Тьма вокруг клубилась рваными ошмётками, противно шипя и нехотя отползая всё дальше в туман гиблых земель, откуда она и была родом.

Леон лежал на земле вниз головой, рядом со своей издохшей кобылкой. Чудо тоже завалился неподалеку от них, но по тому, как судорожного дыхания раздувались и опадали его бока, я с облегчением понял, что мой конь жив.

Первым делом я подбежал к Леону. Он тоже был жил, просто потерял сознание. Я спешно влил ему в лёгкие магией добрую порцию кислорода и волк задышал. Немного успокоившись, я оставил его, рассчитывая, что скоро он должен прийти в себя.

Кобылу волка спасти мне не удалось, похоже, она умерла от разрыва сердца. Чуду тоже понадобилось немного кислорода. Конь был испуган и, как собака, жалостливо уткнулся мне в плечо, я успокоил его как мог, поглаживал по морде.

Хорошо, что магия Аве здесь ещё работала, хотя на исцеления и магический огонь я истратил энергии наверное больше половины и сейчас сам чувствовал себя неважнецки. Башка кружилась, подташнивало.

Небо медленно серело, оголяя унылый пейзаж и серость земли, отражённые в небе, как в кривом зеркале. Позади нас из земли, изрытой норами, вздымался уродливый частокол мертвых деревьев. Впереди, над болотами, висел густой туман, и разглядеть, это просто марево или обитаемая субстанция, не представлялось возможным от слова совсем.

Леон била мелкая дрожь, и чтобы трястись меньше он обхватил себе руками, уставившись безумными глазами куда-то в себя и судя по его виду, ничего хорошего там он