Что ж, в эту игру могут играть двое. Я тоже могу не обращать на него внимания. Я подхожу к своей косметичке и роюсь в ней в поисках одноразового телефона. Я достаю его, прежде чем выскользнуть из комнаты Тирнана и вернуться в свою. Я ложусь на кровать и звоню отцу. Я отправила ему сообщение прямо перед тем, как выложить все в Сеть, чтобы они с мамой были в курсе происходящего.

Он отвечает со вздохом.

— Ты устроила настоящий бардак.

— Привет, пап.

— Ты в порядке?

— Да, я в безопасности. — Он испускает еще один долгий вздох.

— Тогда оставайся там. Я посмотрю, что можно убрать.

Я сглатываю.

— Что это значит?

— Это значит закончить то, что ты начала.

Я сажусь. Это не то, что я ожидала услышать от него. Честно говоря, я не была уверена, как он отреагирует.

— Как?

— Доказательства налицо. Я позабочусь о том, чтобы ФБР выполняло свою работу и получало все, что им нужно. — Я нисколько не удивлена, что у моего отца есть связи с ФБР или любым другим правительственным учреждением. Честно говоря, я была бы больше шокирована, если бы у него их не было.

— Прости, если я доставила тебе неприятности.

— Все, что меня волнует, это чтобы ты была в безопасности. У нас мало времени. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. — Мой папа обрывает звонок. Он, должно быть, действительно боится за меня. Я думаю, он говорил мне, что любит меня, всего несколько раз в жизни. Но сегодня он сказал это за считанные минуты.

Через несколько секунд телефон вырывают у меня из рук. Тирнан ломает его пополам, бросает на пол и топчет ногой. Я смотрю на очень разозленного Тирнана. Ну и наглость у этого парня. Он только что оборвал мою единственную связь с отцом, и это он злится?

— С кем ты разговаривала, Дафна?

Я постукиваю пальцем по губам, как будто размышляю. Должно быть, я не в своем уме от любви, раз тычу в него пальцем, но это меня не останавливает. Он упер руки в бока. Он возвышается надо мной, но я ни капельки не боюсь его. Честно говоря, я больше всего на свете возбуждена.

— Почему ты ничего не рассказываешь мне о себе, но хочешь знать все обо мне?

— С кем ты разговаривала? — он спрашивает снова. — Я не буду спрашивать в третий раз. — Я вскакиваю на ноги. Но это не очень помогает, потому что он все еще возвышается надо мной, как гигант.

— Почему бы тебе снова не начать игнорировать меня, придурок? — Черт возьми. Почему я не могу придумать ничего лучшего, как назвать его придурком?

— Игнорировать? — Он повторяет мои слова, как будто не понимает меня. — Ты думаешь, я игнорировал тебя? — Он смеется.

Я пытаюсь обойти его, но в мгновение ока он прижимает меня к стене. Мое дыхание участилось, а соски напряглись. Неважно, в каком я настроении; как только его руки коснутся меня, мне конец. Я не могу сопротивляться.

— В тебе нет ни одной чертовой черты, на которую я бы не обратил внимания. — Смех стихает, и на смену ему приходит что-то похожее на гнев. Он говорит мне, что хочет меня, но ненавидит сам факт этого. Так вот в чем дело? Почему он отпустил мою руку раньше? Я пытаюсь оттолкнуть его в грудь, но он хватает мои руки и заводит их мне за голову. Я смотрю на него снизу вверх.

— Телефон, Дафна. Кто заставил тебя тайком вернуться в твою старую комнату, чтобы сказать, что ты его любишь?

— О. — Я понимаю, почему он так зол. Он ревнует. Я облизываю нижнюю губу, наслаждаясь этим больше, чем следовало бы. Его взгляд опускается на мой рот.

— Это не имеет значения. Теперь ты моя, — говорит он, прижимаясь губами к моим губам.

Я стараюсь не слишком задумываться о его словах. Я никогда по-настоящему ни для кого и ничем не была. Я хочу быть любимой, принадлежать ему. Даже если я не должна этого делать. Что-то подсказывает мне, что за этой всепоглощающей потребностью кроется разбитое сердце.

Глава 8

Тирнан

Ее рот вызывает большее привыкание, чем любой из наркотиков, которые я употреблял. Один раз попробовав, я пропал. Она хоть понимает, какая она искусительница? Она должна знать. Это маленькое подтянутое тело и рыжие волосы, о которых мечтает каждый мужчина, — Дафна была создана для того, чтобы ею мог овладеть такой мужчина, как я. Забудьте об этом. Только я. Только.

Мне нужно знать, с кем она разговаривала, кого я должен выследить и выпотрошить. Но прямо сейчас все, что мне нужно, — это почувствовать ее, целиком. Подняв ее, я поворачиваюсь и бросаю на кровать, а затем накрываю своим телом, прежде чем она успевает запротестовать.

Она такая теплая подо мной, ее тело приветствует меня, когда я снова завладеваю ее ртом, мой язык скользит по ее губам. Стон срывается с ее губ, и я прижимаюсь к ней своим твердым членом.

Впиваясь ногтями в мои плечи, она обхватывает меня ногами и целует в ответ с такой страстью, что у меня замирает сердце. Мне нужно погрузиться в нее по самые яйца, заклеймить ее своим семенем. Я пытаюсь прислушаться к своему разуму, к инстинкту самосохранения. Она опасна для меня своими словами, своей способностью сделать меня известным миру.

Но когда я целую ее, я забываю обо всем этом. Она — единственное, к чему я прикасаюсь, пробую на вкус, ощущаю.

Протянув руку ей за спину, я наматываю ее хвост на кулак и тяну. Проводя зубами по ее шее, я стону от ее мягкости, от того, как она реагирует на меня. Она девушка, которой нужно управлять. Я единственный, кто может это сделать и дать ей разрядку.

Я откидываюсь назад, готовый раздеть ее, но до моих ушей доносится тихий свист. Я замираю.

Она проводит руками по моей груди, но я хватаю ее за запястья и прислушиваюсь.

— Что?

Снова раздается свист. Блядь.

Я встаю с кровати и тяну ее за собой.

— Тирнан, что…

Я перекидываю ее через плечо и бегу по коридору в свою комнату, ее голос постоянно звучит у меня за спиной, пока она протестует, задает вопросы, снова протестует, а затем задает еще больше вопросов.

— Оставайся здесь. —