Один на всю страну, включая Канаду и Мексику, на котором одни divinitas продают других divinitas. И наш друг Фрешит там частый гость, вечно купит какое-нибудь барахло и тянет в дом.

— Я знаю, что ты говнюк, не надо это так рьяно демонстрировать, — отмахнулась я от Седрика. — Фрешит…

— Да, там продают всё: и знания, и амулеты, и создания, и разумных.

— Флерсов? Оборотней? — спросила я.

Фрешит молча кивнул.

— Вы ведь ждёте, что детей-лебедей выставят на торги, а если нет?

— Я, быть сможет, смогу понять, в какой они местности… приблизительно, — пробормотал Джерад.

— Если их посадят в подвал, то ты никогда не узнаешь этот подвал в Детройте или Орлеане, — выдал Седрик. Лебедь лишь повесил голову.

— Я насобирал денег, купил золото, алмазы — вдруг с жаром заговорил он, — хватит не только на лебедей, а если их не выставят на торги, вы сможете купить очень много и… многих.

— И эта мысль весьма соблазняет нашего Фрешита, — желчно прокомментировал полуволк.

— Седрик, — мягко обратилась я к нему, — ну неужели ты не понимаешь, что победа над Абшойлихом нас больше не защищает? Мы должны снова доказать, что у нас есть зубы. Я не призываю ввязываться в войну из-за этих детей. Но подумай сам: если их превратят в волшебную палочку, то какой лакомый кусок первым захотят положить в рот? Большое Яблоко. Ты отдаешь врагу идеальное оружие или его заготовку, даже не пытаясь ничего предпринять.

— Джерад, — я посмотрела на несколько ошарашенного моей прагматичностью лебедя, — есть граница вашему «везению»?

— Если и есть, то я о ней не знаю.

— Пати, а почему ты вообще считаешь, что у нас есть зубы? — с горьким вызовом спросил Седрик.

— Ты десятилетиями стоял за город в одиночку, ты и твои волки, но теперь есть я и Фрешит со своими доверенными, — говоря последние слова, я смотрела на болотника, прося его подтвердить мои слова, но тот отвел взгляд.

— Прости, Розочка, но такой уж я подонок, что всегда был уверен: если припрёт, то ты поможешь. И я всегда имел тебя в виду. Вот Фрешит молчит и правильно делает, он сам по себе, инородцы сами по себе. Так что зубов у нас нет. Правда, ты сойдешь за целый клык, но шатающийся в десне, а я за крепкий, но обломанный. Вот и все дела. А город наводнён вот такими трясущимися слабаками, — и он кивнул на лебедя, тот уже чуть ли не в плечо носом уткнулся, так прятал лицо и эмоции.

— Тебе опять внешнее застит внутреннее, Седрик, — ответила я. — Что у него с руками?

— Что? — это уже спросила у Джерада.

— Обжёг, — еле слышно отозвался он.

— Почему?

— Потому что девятьсот тысяч за три дня сделал, на практически мёртвых торгах, — так же тихо ответил он. — И лучше самому что-то себе сразу сделать, иначе потом, когда не ждешь… От такого «везения» можно и позвоночник сломать, так что я сам…

— Риск сломать позвоночник, обожжённые руки, близкая перспектива последующих травм, чтобы помочь двум неизвестным детям. Даже не помочь, а получить шанс помочь. Слабаки так поступают?

— Он идиот и психопат, — ответил полуволк.

— В городе много слабых divinitas, ты никогда и ничем не заставишь их вести наступательную войну. Но они будут оборонять свой дом. Потому что мы не пьём их кровь, не трахаем насильно, не заставляем служить себе, унижая при этом…

— И они этого не ценят! — с жаром крикнул Седрик. — Неблагодарные тупые твари!

— А как они должны благодарить, Седрик?

Он промолчал.

— Если, не приведи Свет, будет война, объявим полную мобилизацию. Тот, кто откажется, будет навсегда изгнан из города, и потомки его до третьего колена не будут тут жить.

— Они и так разбегутся при первой же опасности.

— Не все. Кто-то набегался уже. Кого-то остановит невозможность вернуться. А кто-то и не подумает убегать.

— Мне некуда бежать, — еле слышно произнес лебедь. — Я буду сражаться.

— Сражатель, — фыркнул Седрик.

— Именно сражатель. Везение в любой ситуации нужно.

— Ну ладно, его к делу привлечь можно, инкуба твоего, а ещё кого? Девочек твоих, из Плейбоя?

— Да, лечить твоих раненых волков.

Седрик раздражённо отмахнулся.

— Да, ты не приблизишь к себе полное ничтожество, потому те майямские розовые тебя и обходят стороной.

— Балласт есть везде и всегда, главное — правильно его расположить, — брякнула я слышанную где-то умность. — Речь не о том. Ты согласен, что мы должны поехать на торги, присмотреться там к возможным покупателям и перехватить у них лебедей?

— Вот не согласен! Не согласен! О том, чтобы перекупить, ты говоришь в обязательном порядке. А я считаю, что можно присмотреться и не полезть на рожон.

— И тем самым просто оттянуть свое поражение. Передать инициативу, время и ресурсы врагу.

Седрик уставился на меня.

— Кто к нам прокрался под твоей личиной?

— Ты так и не перестал считать её дурой, — раздражённо заметил Фрешит.

Я согласно кивнула:

— Все, кто не волки, — слабаки и идиоты.

Седрик смотрел то на меня, то на Фрешита, попытался что-то сказать, но закрыл рот и задумался.

— Когда состоится аукцион? — спросила я.

— В ночь с пятницы на субботу, — ответил Фрешит.

— Времени немного, надо успеть подготовиться, — буркнула я, роясь в сумке. Разбуженный Кения с укором посмотрел на меня. Я погладила его и мысленно попросила спать дальше — чего уж теперь, и так всё проспал. Ага, вот он, цветочек, сплетённый Пижмой из какой-то травки. Желтоволосый флерс не мог делать сильные амулеты, зато умел делать «вечные»: пока цел материальный носитель, амулет будет источать силу и действовать. Этот притуплял боль, отвлекал от неё. Пижма сплёл его незадолго до того, как мой месяц мучений закончился.

— Держи, — я отдала его ошарашенному Джераду без пояснений, сам поймёт что к чему.

— Завтра созвонимся по поводу подготовки к… аукциону, — вместо прощания произнесла я у двери.

— Пати, — Седрик вдруг снова стал похож на себя обычного. — Не отпускай своего раба-инкуба гулять одного, его могут покусать злые волки.

— Седрик, прояви больше уважения к моему названому брату,