A. X–XI вв. — время возникновения и существования так называемых рудиментарных муниципиев. Собственно говоря, они еще не были муниципиями, хотя обладали некоторыми близкими к ним чертами. К их числу относились собственное фуэро и закрепленные в нем права на отдельные элементы территориальной юрисдикции, а также избрание узкого круга собственных должностных лиц, выполнявших второстепенные властные функции. Однако в целом консехо еще оставалось под властью короля или сеньора и не превратилось в «самостоятельный элемент системы государственного управления»[102].

Б. XII — середина XIV в. — время муниципия в собственном смысле слова. В отличие от рудиментарных, такие муниципии обладали всеми ключевыми признаками муниципального устройства. К ним относились: (1) наличие у общины статуса самостоятельной политико-административной единицы, обладавшей более или менее широкой степенью автономии в пределах своей юрисдикции; (2) существование категории местного гражданства, объединявшего всех полноправных жителей территории муниципия, принадлежавших к числу «весино» (дословно «соседей»); (3) наличие собственных органов управления и должностных лиц («магистратов». — О. А.), а также комплекса правовых норм, обеспечивавших функционирование механизма местного самоуправления; (4) отсутствие иных ограничений юрисдикции органов местной власти, кроме тех, которые налагались государством[103]. В качестве же отправной точки истории зрелых муниципальных учреждений рассматривалось предоставление городу «пространного фуэро» (fuero extenso).

В отличие от ранних кратких фуэро (fuero breve), пространные представляли собой уже не лапидарные местные хартии или судные грамоты, а обширные кодексы, вбиравшие в свой состав широкую гамму местных правовых обычаев. Такие фуэро вырабатывались при непосредственном участии консехо и нередко были результатом прямого соглашения (пакта) между членами консехо, с одной стороны, и королевской властью или ее представителями — с другой. Они существенно ограничивали вмешательство королевской власти во внутреннюю жизнь консехо. Эту власть в рамках общины представляло лишь назначаемое королем должностное лицо — сеньор города (dominus ville, sennor de la villa (cibdat)). В эпоху расцвета муниципального строя его функции были весьма узкими и конкретными и включали отдельные обязанности военного (охрана городских крепостей) и фискального (организация сбора некоторых платежей) характера.

Основная же власть находилась в руках муниципия. К сфере его автономной юрисдикции Л. Гарсия де Вальдеавельяно относил функции, связанные с поддержанием внутреннего мира, судопроизводством, обеспечением потребностей военной организации на местном уровне, регламентацией поземельных отношений в пределах сельской округи и режимом пользования общими угодьями. К этой же области принадлежали распоряжение общественными средствами, экономическое регулирование (контроль за уровнем рыночных цен, ввозом и вывозом некоторых товаров, соблюдением единой системы мер и весов), содержание общественных бань, рынков и некоторых других объектов, благотворительность. Исполнявшее весь этот широкий спектр функций консехо имело знаки собственной власти, к которым относились собственные печать и знамя.

Л. Гарсия де Вальдеавельяно вслед за А. Эркулану, Э. де Инохосой и К. Санчесом-Альборносом считал главным органом власти консехо общее собрание его полноправных членов — весино. К их числу относились мужчины, родившиеся на территории консехо, обладавшие недвижимостью в его пределах и получившие статус местного гражданства с одобрения общего собрания. Любой весино имел право на защиту нормами местного фуэро, на пользование общим имуществом в соответствии с установленным порядком, а также на участие в управлении. Лица, временно проживавшие на территории консехо либо не удовлетворявшие названным критериям, в число весино не входили.

Наряду с общим собранием членов консехо существовал и другой тип собрания для более узкого круга лиц, принадлежавших к городской верхушке, — «добрых людей» (boni homines, omes bonos). Но основная исполнительная власть находилась в руках городских магистратов во главе с судьей консехо и подчиненной ему коллегией алькальдов. Их распоряжения выполняла более или менее значительная группа нижестоящих магистратов — апортельядо (aportellados). Консехо контролировало их деятельность посредством ежегодных перевыборов.

С конца XII — начала XIII в. право быть избранным на важнейшие должности — городского судьи и алькальдов — резервировалось лишь за слоем наиболее состоятельных людей, обладавших значительной недвижимостью и боевым конем, т. е. за конниками-вилланами. Их положение в основных чертах соответствовало положению городского патрициата запиренейской Европы. Это явление стало началом конца свободного консехо, историю которого, вслед за Э. де Инохосой, Л. Гарсия де Вальдеавельяно заканчивал серединой XIV в., временем издания «Постановления Алькалы» («Ordenamiento de Alcalá»), утвержденного кортесами в Алькала-де-Энарес (1348) и установившего в городах власть назначаемых королем муниципальных советов.

В объяснение причин исчезновения «органа непосредственной демократии» Л. Гарсия де Вальдеавельяно внес немало оригинальных предположений. Так, вслед за Э. де Инохосой он указывал на объективное усложнение функций местного самоуправления, несовместимое с деятельностью широкого по составу собрания. Однако совершенно по-иному он трактовал значение внутренних противоречий в системе общины: он видел в них не противостояние простого народа и городской верхушки, а борьбу за власть между группировками, возникшими в среде городского патрициата — конников-вил-ланов. Соответственно, вмешательство королевской власти в дела консехо было вынужденным и имело целью лишь поддержание внутреннего мира. Наконец, совершенно новым было указание на влияние политико-правовых концепций, связанных с рецепцией jus commune в XIII–XIV вв. Последние стимулировали централизаторскую политику монархов и наложили видимый отпечаток на политический курс Альфонсо XI (1312–1350), инициатора принятия «Постановлений Алькалы».

Не менее важной новацией, внесенной Л. Гарсия де Вальдеавельяно в представления об истории пиренейских городских учреждений, была предложенная им типология городских поселений, сформировавшаяся под видимым влиянием концептуальных представлений великого бельгийского историка А. Пиренна. Соответственно специфике процессов возникновения и эволюции средневековых городов он выделил три основных исторических региона Испании:

1) северная Испания — район знаменитой «дороги Сантьяго», — пути паломничества в Сантьяго-де-Компостела, от Каталонии до Галисии. Города этого региона с середины XI в. испытали значительное влияние общеевропейской тенденции развития ремесла и торговли, ставшей началом возрождения городов и городской жизни. Такое развитие стало возможным под влиянием запиренейского («франкского») купечества, проникшего в эти области вслед за паломниками. Позднее на смену временным купеческим поселениям пришла интенсивная «франкская» колонизация. Вблизи замков и укреплений стали возникать постоянные кварталы, населенные купцами и ремесленниками-«франками», а вслед за этим началось формирование основ муниципального строя запиренейского образца[104];

2) южная Испания, где находились захваченные христианами в XIII в. большие города, такие как Кордова, Севилья, Валенсия, Хаэн и др. Активная торговая и ремесленная жизнь в них не прерывалась с мусульманских времен и получила продолжение после включения их в состав христианских королевств;

3) районы леонской и кастильской «Эстремадур» — областей, расположенных южнее р. Дуэро. Возрождение торговли, ремесла и городской жизни X–XI вв. не наложило отпечатка на города этого региона: их экономика осталась аграрно-скотоводческой. Однако именно здесь сформировались наиболее развитые муниципальные институты. Это парадоксальное явление имело свое