— А вот знаю! — Оборачивается резко. Вид безумным первое мгновение кажется. Аж страшно. Будто это моя сварливая жена, которой я изменил.

И это отталкивает вдвойне. И бодрит ещё больше.

Ничего не ответив, выхожу из комнаты и спускаюсь на улицу. А там не легче!

Под крутым берегом отлив, и там настоящая вакханалия началась, мужики прямо в одежде в Байкале купаются, а бабы над ними ржут. Но не все, некоторые прямо в платьях тоже полезли. Винков из подручных цветочков наплели, пускают по воде.

Костёр огромный развели на обрыве. И народа, похоже, больше стало, чем на застолье днём было. Со всей Слюдянки люд собрался.

Меня увидели, закричали:

— Барин! Барин! Давай к нам!!

— Ай да купаться! — Зовут другие.

— Без меня, люди! — Объявляю официозно и в сторонке присаживаюсь один на ночной Байкал посмотреть. Да подальше от костра, чтоб не сильно маячить.

Несмотря на ночь, на водных просторах много далёких огней от кораблей и лодок. И, кажется, что даже с Императорского острова сюда разноцветное сияние доходит. Хотя до него отсюда больше сотни километров.

Наверное, бал сейчас там в самом разгаре. Оркестр гремит торжественную музыку или играет вальс. Множество всяких гостей из Европы там. Середина августа, пора летних императорских балов.

А я ведь так и не насладился празднованием в прошлый визит. С проблемами пришёл и задачами, от которых ни секунды не мог расслабиться. И всё было впустую. Как сейчас смешно выглядит это со стороны. Как я рвался за ней. Как актёр театра.

Куча зрителей была тогда. Да и сейчас, наверняка, многие гости на острове, кто засвидетельствовал моё фиаско.

Но мне совершенно не совестно перед ними появляться. Скорее даже интересно посмотреть, как они будут со мной здороваться. Как хитрить и что говорить.

Особенно любопытно, как там теперь императорская семья поживает в отсутствие Мастера, манипулятора и хитреца.

Как дела у принцессы Софии.

На этот раз я бы с удовольствием провёл с ней время. А всё по той же причине.

Моё сердце свободно. А в душе всё ещё пустота. Которую хочется поскорее заполнить.

Сто километров до Острова? Для Медведя это пятнадцать минут лёту без сверх усилий. Вот прямо сейчас взять да нагрянуть. Что они будут делать, интересно? Прогонят офицера меха–гвардии?

Машенька с корзинкой и бутылкой самогонки пришла. Скатерть расстелила прямо на траву и давай всё доставать.

Перестроилась быстро. Смотрит спокойно.

Самогонку прямо в кружку деревянную наливает и подаёт. Хлопнул, огурцом малосольным закусил. И решился.

— Извини, я должен отлучиться, — говорю, поднимаясь резко. — Хозяйство на тебе, в ящике у кровати рубли на расходы. Бери сколько нужно.

С обидой смотрит. Ну что ж ты, горе луковое.

Не дождавшись ответа, поспешил к Медведю. В зеркальце у рукомойника под слабым огнём фонарика посмотрелся. Вроде нормально выгляжу. Чёлку только поправил, хотя стоило бы и побрить трёхдневную щетину.

Мехар приглашающе раскрыл кабину по моей мысленной команде. Влез я тяжело, чуть не сорвавшись. Вот же… нажрался, как скотина. А самому смешно.

Устроился, ремни застегнул. И как только на ручки руки опустил, хмель схлынула, как её и не бывало. Сознание поднялось выше, слившись с интеллектом машины. Теперь я знаю, что он у неё есть. Пусть Медведь и молчит. Он всё понимает.

Взлетел, бахнув турбинами и распугав любовников в кустах. Взвизгнув, женщина с голым задом аж подскочила. Забавное зрелище.

Вылетел на Байкал, оставляя позади Именье, большой костёр и гуляющих людей, которые замерли на какое–то время, провожая меня взглядом.

Машенька тоже проводила тоскливым взглядом. На неё боевую линзу и направил, чтобы посмотреть, как она. Меня вроде и не должно волновать её сердечные дела. Да вот зацепила она чем–то. Наверное, своей простодушной искренностью.

Высоту набирать не стал, чтобы не пропустить остров. Вроде направление верное, кораблики внизу, на радаре точки людей.

Вскоре огни разноцветные показались на горизонте. И сам остров, как из тумана возник, где, будто лес ёлок по–новогоднему наряженных, стоит. Всё в огоньках, как в сказке. И манит туда сразу, как мотылька на пламя. Сердце долбит бешено.

Куда я собрался с корабля на бал?

С боя да на танцы.

Костюм дорогой бальный? Не дождётесь! Мундир боевой с сапогами не чищенными сойдёт. Да рожа небритая.

Сомнения прочь! На радаре людей, как будто армия янки вновь наступает. И не вижу пути обратно, ибо слышу торжественный вальс, разносящийся на всю Листвянку. А патруль никакой не чешется, точек боевых машин на радаре нет.

Ну и где же вы, дежурные мехары? Расслабились совсем гвардейцы императора. Бери всех тёпленькими.

Без зазрения совести и всякого такта приземляюсь на Медведе за гостевым крылом, где света поменьше и людей почти нет. Топчу им зелёную лужайку, поломав несколько ветвей, неудачно расположившегося дерева.

Кабина раскрывается. Прошу любить и жаловать.

Глава 4

Встреча с друзьями

Иркутская область. Листвянка. Императорский остров.

14 августа 1906 года по старому календарю. Среда.

22:29 по местному времени.

Вступаю на постриженную зелёную лужайку, окидывая с пути сапогом кусок вырванного дёрна. Ко мне спешат четверо гвардейцев в розовых мундирах, оказавшиеся поблизости.

По первому впечатлению, похоже, что они перепуганы до смерти. И чего спрашивается тогда бегут, будто от кого–то убегают. И спешат ко мне, просить помощи. Но нет!

— Вы незаконно вторглись на Императорский остров, господин офицер! — Объявляет капитан на бегу.

Старший группы, судя по всему.

— Императорский? — Удивляюсь наигранно. — А вы ничего не попутали, господа? Я думал, это сказочный остров!

— Представьтесь! — Требует капитан, не отреагировав на мою шутку.

— Князь Сабуров к вашим услугам! Прошу прощения за внезапный визит, — говорю вызывающе и понимаю, что хмель вновь ударила в голову, как только с Медведя слез. Вернее, стоило контакт с ним физический прервать и нахлынуло довольно–таки сильно.

— Сабуров⁈ — Ахает старший группы, резко перейдя на шаг и дав знак трём товарищам замедлиться.

Двинулись ко мне с опаской, у рукоятей сабель на ремнях ладони обозначив.

Идиоты, у меня револьвер в кобуре на поясе. Ах да, сюда же с оружием нельзя. К Медведю тоже относится.

Презрение наружу рвётся. Да, они ни в чём не виноваты, но я всё равно презираю их. И смеюсь над тем, какие они жалкие. В экспедиции не продержались бы и