Шрифт:
Закладка:
За судьбу корабля я переживал очень сильно. И не зря.
«Жемчужина Байкала» была атакована оргалидами уже без нас, и сумела сдержать натиск ценою немалых потерь. И только благодаря тульским зениткам.
Помотавшись по югу Северной Америки, я развеялся и проветрился.
Стараясь сделать как можно больше полезных дел, хорошо отвлёкся от тоски. И почти забыл о ней. Озадачившись другими проблемами.
Я жаждал поскорее найти сестру.
Как оказалось впоследствии, Анна Третьякова и не пряталась.
Глава 3
Прошу любить и жаловать
Иркутская область. Посёлок Слюдянка. Именье Сабурова
14 августа 1906 года по старому календарю. Среда.
Несмотря на то, что принцесса ещё не прибыла с чужбины, все условия были выполнены.
Мне вернули титул, счета и земли.
Скорее всего, имущество даже и не забирали. Потому что глава района Михаил Степанович совершенно не удивился моему появлению, вернее возмутился, куда я пропал.
А когда увидел во дворе мехара, на задницу так и плюхнулся ошарашенный.
— Ой, барин! Да ты офицер гвардейский! — Запричитал. — Мне срочно самогонки надо выпить!
— Прости, отец, а дочь твоя Машенька ещё в силе? — Спросил по–гусарски.
— В силе, барин, в силе! Это ж она тут сад облагородила этим летом. Сама, я даже не просил.
Помнится мне, наказывал, чтоб никто сюда не совался. Но да ладно. Ругать деда не стал. Ерунда всё это.
Дом кирпичный, трёхэтажный с видом на Байкал с расчищенной территорией показался теперь ещё краше. Крышу мне уже подлатали, внутри тоже подремонтировали пол и лестницу.
Взмыленная экономка Машенька примчала спустя полчаса и ротик свой раскрыла, меня в офицерском мундире увидев. Высокая, светленькая, розовощёкая и миленькая девушка, в платье лёгком и свободном. В прошлом году худенькая была, теперь немного округлилась. Невеста, что загляденье. Можно замуж выдавать.
Засуетилась, застеснялась. Начала хлопотать сразу, чтоб обед мне сварганить. Оказывается и огород появился, и погреб уже заполненный есть. Вскоре по наказу главы района два мужичка подвезли телегу с мангалом и уловом хорошим. Народ набежал со всего района со стряпнёй по случаю моего возвращения, я даже глазом моргнуть не успел. Тридцать человек набралось!
Все что–то да тащат. Вдобавок пытаются на кого–то жаловаться. Никто не уходит.
Подумал вдруг, что мира хочется мне во всём. Знаю, что негоже князю с людьми простыми трапезу делить. Но я и сам простой в душе. Все эти ярлыки для гордецов и тех, кто слаб духом.
— А давайте отпразднуем! — Объявил я, перебивая гам.
— Так среда ж, барин⁈ — Удивляются ещё. — Да и не праздный день сегодня. А рабочий.
— Поговорите мне ещё, — пригрозил людям глава района. — Высочество сказал. Объявляем выходной! И праздник по поводу возвращения князя нашего!
Загалдели радостно. Я руку поднял, притихли.
— Приглашаю всех за стол!
Накрыли стол огромный, наскоро сколоченный из подручных средств, прямо на высоком берегу у дома. Я лично руковожу процессом.
Наряду со стариками и местными пьянчугами, две девицы молоденькие и миловидные откуда–то взялись нарядные, глазками сразу стрелять начали, соревнуясь за моё внимание. С ними и экономка моя занервничала больше.
Рыбу жарят два в стельку пьяных мужичка, шатаясь, но исправно всё у них выходит. У людей глаза горят, стол ломится. Запахи витают аппетитные. С Байкала ветерок дует приятный. Виды завораживающие. И такие родные. Как же я скучал по Родине. Счастьем грудь заполняется. Высоким, светлым, ни к чему меркантильному не привязанным.
Первые два тоста за Христа и Богородицу выпили. По полстакана гранённых за раз. Как самогонки бахнул, лёгкости навеяло. И тоски по братцам.
С непривычки сразу охмелел.
— Третий тост! — Объявляю, поднимаясь с места.
— За Императора? — Подсказывает Михаил Степанович, сидящий во главе стола напротив.
— Нет! — Заявляю смело, и стол замирает.
Народ переглядывается, мол, как же.
— За павших товарищей хочу я выпить, — продолжаю и не могу сдержаться. — Были мы в экспедиции до Америки. До главного гнезда нелюдей дошли и победили в страшной драке. Но ценою восьмидесяти трёх братцев, да двух меха–гвардейцев. Вот за них желаю выпить. Не чокаясь.
Люди за столом ошарашенные сидят, переваривают сказанное.
— Помянем! — Выдаёт уже пьянющим голосом один из мужичков за столом и подрывается.
— Помянем! — Подхватывают другие.
И только глава района смотрит с укором и поднимается одним из последних.
Но мне всё равно, что он за власть. Мне плевать, что может доложить о смуте. Пусть люди знают, какой ценой их спокойствие. Пусть ведают, что не зря мы погоны носим на плечах.
Что мой загар ничерта не в отпуске на берегу южного моря получен.
Машенька хлопочет подле меня. За руку придерживаю.
— Ты бы присела уже, — говорю ей заботливо.
Смотрит ошалело первое мгновение. А затем млеет прямо у всех на виду. Думал скромница с платьем под горлышко, а не тут–то было, под тканью грудь свободно болтается уже не маленькая, круглая и пышная, да на худеньком теле смотрится, как две дыньки. Вот бесстыжая.
Отец её посматривает хитро. Понятно, что замыслил дочь свою князю сбагрить. Авось женюсь. Сердцу ж не прикажешь.
А мне что? Я холостой. Сердце теперь пустое. Но болит ещё.
От этого злюсь только больше. Людей пробую слушать, да не интересен мне их лепет. Похвалы и удивленья.
Мысли всё лезут о прошлом. Пилю опилки каждый день, и часа не проходит, чтоб не точило меня былое. Вырвать бы всё это с корнем, забыть и обесценить. Вот как у этой. Раз и всё. Как не бывало.
Да, Агнесса, да! И чёрт с ней, пусть летает с принцем! Я у неё всё равно первый.
Сто грамм за Агнессу! Совет да любовь!
Татьяна? Ненавидит? Да вот уже и не уверен. Встретимся ещё на балу. Пусть подлый Олег с небес смотрит, как кружу я его сестру в танце, и бьётся головой о стену.
Сто грамм за Татьяну! Нет, за Румянцевых!!
Анна, а ты где лазишь⁇ Что ты теперь без своей фиолетовой подлодки будешь делать? А⁈ Полно уже воевать, дурочка.
Сто грамм за Анну!
Справа от меня тётечка сидела. А теперь вместо неё Машенька обосновалась. Сидит, как струна натянутая, грудь выпятила, глазки опустила.
— А ну барышня, что невесёлая сидишь, — говорю сквозь гам
