Шрифт:
Закладка:
- Нет, - сказал вдруг Ланти. - Тут я не передумаю.
И подхватил Дженевру легко, словно она ничего не весила. Губы у него были безжалостные, жадные. Ничего общего со вчерашним поцелуем на бракосочетании. О, Незримый Мир! Дженевра, кажется, потеряла рассудок. Ее пьянил вкус поцелуев, будоражили руки, лежащие на талии, хоть она и чувствовала, что угодила в капкан. В глазах потемнело. Может, из-за того, что поцелуй был великолепен, а может, просто ее еще ни разу не целовали.
Когда это вдруг закончилось, Дженевра замерла, тяжело дыша. Перед глазами все плыло и качалось.
- Идем, - приказал Ланти голосом, в котором не было и тени страсти, и снова сжал ее локоть.
* * *
Дольче Мартини, взявший на себя нелегкий труд служить биографам всем лучшим людям Сидоньи: и живым, и уже усопшим, - так отозвался о Ланти: «Подлая, легкомысленная скотина, неспособная держаться чего-то одного». Причиной пафмлета послужил резкий отказ: Альдо не собирался писать портрет Мартини, он этого человека на дух не переносил. В отместку почтенный биограф разразился целым ворохом сплетен, и последние полгода становился то заморским шпионом, то любовником Джанлу. Это странным образом создало ему отличную рекламу. И все же, приходилось признать, что кое в чем Мартини прав. Альдо действительно стремительно менял уже принятое решение, правда, только если оно мешало интересной работе. Дела обычно захватывали Альдо стремительно, с головой, и он едва ли мог этому сопротивляться.
Еще вчера он был твердо намерен довести дело до конца. Ночь за ночью подводить свою юную жену к самому краю, пока не получит желаемое. Но теперь это решение было позабыто, и его мыслями завладела картина для Понти. Замысел полностью сложился в голове, заиграл самыми яркими красками. Как всегда бывало в подобном случае, Альдо не мог ни пить, ни есть, ни спать, его не возбуждали в эту минуту женщины. Свинцовый карандаш порхал над голубоватой бумагой, оставляя тонкие, легкие, едва уловимые глазом штрихи. Покатое бедро, примятая подушка, рассыпанные по тонкому льну волосы. Они будут пшенично-золотыми, когда Альдо возьмется за краску.
Не та поза.
Нужно нечто совершенное, полное чистой страсти. Или же наоборот, полное грубого, животного. Что скорее приведет прекрасную Бианку в постель Понти: любовное объятие или животное соитие, грубое и жестокое? Альдо нарисовал пару в объятьях, сплетенную на простынях; женщину, оседлавшую мужчину; женщину на четвереньках, точно сучка в течке. Распластанную под мужчиной и повелевающую им.
Не то. И это не то.
Бианка Понти-Вале никогда не полюбит герцога, там нечего любить. У него нет достоинств, а пороки его неспособны возбудить и отъявленного распутника. Понти мерзок. Значит, Бианку Понти-Вале покорит грубая сила. Она перетерпит это. Зато очень быстро станет одной из самых богатых и влиятельных женщин побережья.
Альдо прикрыл глаза. Ему такое было не по вкусу. Он и сам был когда-то пленником, и потому не выносил, когда ограничивалась чья-либо свобода. Это была единственная причина, по которой Альдо подписал письмо в поддержку Джанлу после его последнего опасного памфлета. Птицы не должны сидеть в клетках. Но Бианке Понти-Вале придется это испытать.
Обычно он предпочитал писать с натуры, но от одной мысли, что придется связать женщину, его мутило. И все же, требовалось зарисовать это: скрюченная, окутанная веревками, с бедрами, разведенными и прижатыми к животу, подвешенная так, чтобы мужчина с огромным фаллосом…
За спиной послышалось аханье. Карандашный грифель сломался, и достоинство Понти, о котором ходили неправдоподобные легенды, было обезображено. Альдо хмыкнул и обернулся.
Невинная, свежая его юная жена смотрела, прижимая руку ко рту и пожирая рисунок глазами. Непонятно было, ужас у нее вызывает изображенная сцена или волнение. На девушке была тонкая, соблазнительная сорочка и парчовый халат, и Альдо похвалил себя. Глаз не подвел его, вещи сидят идеально.
- Что вам нужно, синьора? - Альдо потянулся за ножом и принялся очинять карандаш.
- Я… - Дженевра сглотнула. Взгляд ее метнулся опять к рисунку. - Вы… вы собираетесь… исполнять супружеский долг?
Альдо хмыкнул. Как легко с ней все выходит. Еще пара дней, и юная, невинная, но такая чувственная Дженевра будет вожделеть его, утратив рассудок. А за ненавистью дело не станет. Он, конечно, не граф Понти, но и его любить особо не за что.
- Нет, синьора, - Альдо тронул пальцем кончик карандаша, проверяя остроту. - Не собираюсь.
- Не собираетесь? - переспросила Дженевра, и непонятно, чего больше было в ее голосе: разочарования или облегчения.
- Увы, синьора, у меня работа, - и он кивнул на рисунки.
Дженевра скривилась от отвращения.
- Это мерзко.
- Некоторым синьорам нравится вешать подобное в своей спальне. А некоторым — связывать женщин.
- То есть, - Дженевра нагнулась и подняла разбросанные эскизы, - это вопрос вкуса?
- Именно.
Альдо вернулся к работе, внутренне досадуя. Когда речь шла о по-настоящему важных заказах, зрители его раздражали. Но пусть Дженевра посмотрит некоторое время на рисунки, а потом Альдо передаст ей книгу Джанлу о знаменитых любовниках прошлого. Базиле Мондо выполнил для нее две дюжины весьма пикантных, волнительных и реалистичных иллюстраций.
- Все эти картины ваши, синьор?
- Я работаю, - буркнул Альдо.
- Извините меня.
Шелест ткани за спиной отвлекал и раздражал, и все никак не удавалось поймать нужное выражение лица. Будет ли это паника? Страх и боль? Или путы и беспомощность принесут наслаждение?
- Зачем вы женились на мне?
Альдо бросил взгляд через плечо. Еще слово, он встанет, перебросит девчонку через плечо и вышвырнет из мастерской. Или, подумалось, повалит на постель и овладеет ей.
Нет. Рано.
- Я дорого обошлась вам, - продолжила Дженевра. - Но вы меня не хотите. Вы…
Она осеклась. Должно быть, побоялась выдавать, что подглядывала минувшей ночью. И славно. Значит, она придет еще раз, и Альдо будет, что показать ей. Он поднялся, отложил карандаш, взял Дженевру за теплую руку и подвел к двери.
- Идите спать, синьора. У меня важная работа.
И, заперев за молодой женой дверь, Альдо вернулся к рисунку.
* * *
Утром Дженевру пришел будить не Бригелла, а хорошенькая девушка. Ее румяное, веснушчатое лицо было лишено пудры и иных красок, а золотистые волосы заплетены в простую косу. Только видный в весьма скромном вырезе платья рисунок, украшающий груди девицы, указывал на то, что это не деревенская простушка. Дженевра вспыхнула от гнева. Вчера Альдо Ланти
