— Плохое может быть таким, таким хорошим.

Лили стонет в пространство между нашими ртами. — Ты такое клише.

Игра в искушение затягивает нас, и я закрываю глаза, наслаждаясь моментом.

Я привык брать на себя инициативу в ситуациях, подобных этой, но я пытаюсь понять, кто здесь главный — она или я. Я потакаю своему любопытству и позволяю ей взять этот момент под контроль.

Лили снимает напряжение. Гладкий, влажный стук ее зубов впивается в мою нижнюю губу. Мое тело совершенно неподвижно. Она притягивает меня ближе. Ее язык скользит по моей плоти, и когда она насытится, она отпускает меня.

— Блять, — мне удается выдохнуть ей в губы.

Она улыбается. Я разваливаюсь.

Моя свободная рука скользит по изгибу ее нижней части спины, полностью притягивая ее к себе. Я наклоняюсь, чтобы по-настоящему и, наконец, поцеловать Лили Роден.

Мягкие губы Лили ласкают мои без малейшей робости. Один ее вкус, и вы подумаете, что я неделями не мог отделаться от того, как отчаянно я жажду погрузиться в нее каждым дюймом своего тела.

О, Боже.

Мой разум полностью потерян.

Это в миллион раз лучше, чем я мог себе представить.

— Я же говорил тебе, — шепчу я сквозь наши исследующие языки. — Так чертовски восхитительно.

Восхитительный ее вкус , смешанный с горьковатым ароматом шампанского и малейшим намеком на мяту, бесценен.

— Не говори, — стонет она.

Я грубо сжимаю волосы на ее затылке с необычным собственническим видом. — Я знаю, тебе нравится, как много я о тебе говорю.

— Шшш, — ругается она, но ее стонов достаточно, чтобы понять, что она наслаждается этим так же сильно, как и я.

Поцелуй обрушивается на подсознательную цель стереть все предыдущие губы, которые могли быть здесь.

Не знаю, какого хрена меня волнует, кто целовал Лили Роден до этого момента. Я никогда не думал, что захочу выпить каждую ее каплю, но у меня есть миссия сделать этот поцелуй единственным, который запомнит Лили.

Я борюсь за то, чтобы оставить частички себя здесь , в отпечатках пальцев на ее заднице. Частички меня в следах от укусов на ее шее. В ее волосах, между линиями ее ладоней, в сочном тепле ее рта.

С каждой секундой нарастающая потребность претендовать на каждый квадратный дюйм ее тела.

Чертов ад. Это не может быть правдой.

Она не может быть настоящей.

— Ты шутишь, Нико?

Глубокий голос моего брата прерывает наш поцелуй.

Я это себе представлял?

— Нико.

Суровый выговор затыкает мне уши.

Нет, это он, ладно.

Лили пытается вырваться из моей хватки, но мне требуется время, чтобы отказаться от ее вкуса.

Лука такой чертов мудак.

Мои губы наконец отрываются от ее губ, и паника в ее глазах возвращает меня к реальности. — Привет, брат.

Эйфорическая темнота не покидает мой голос. Я отказываюсь встречать гарантированный смертельный взгляд на его лице.

Мой большой палец пытается стереть красную помаду с ее подбородка, но она отталкивает меня, решив сделать это сама.

Я провожу руками по рубашке — рубашке, которую Лили жаждала превратить в лоскуты, — и не спешу поворачиваться, чтобы встретить яростное выражение лица брата. Лука в своей стихии, с выпученными глазами, веной на шее размером с дерево и хмурым взглядом, способным разбить стекло. Нет смысла пугаться; я бы отбилась от целого отряда клонов Луки, чтобы снова испытать этот поцелуй.

Напряженная тишина кипит между нами, как вулкан на грани извержения. Я делаю самое спокойное выражение лица и улыбаюсь ему.

— Хорошо провел ночь? — Я спрашиваю.

Он смотрит на меня, делает глубокий успокаивающий вдох и смотрит на Лили. — От него я этого и ожидал, а от тебя, Лили? Это разочарование…

Она не дает ему закончить. — Прости, папа .

Во мне варится коктейль из гнева и раздражения.

— Лили, прости. Я не пытался показаться резким, но… — Лука пытается извиниться.

Я отталкиваю кислые чувства. В душе я пацифист, поэтому лучше всего поднять настроение.

— Я обещаю, что в этом не было ни единого разочарования. — Я улыбаюсь Лили, но она закатывает глаза и поднимает сумку.

— Я иду внутрь. — Она оставляет нас на дуэль.

— Эй, — кричу я ей вслед. — Завтра в час.

Затем поворачиваюсь и моргаю, глядя на своего старшего брата, у которого из ушей легко может пойти пар.

Да начнется ругань.

Глава 4

Лили

Очередной раунд слуховых оскорблений. Я снова нажимаю кнопку повтора и замечаю время.

Это не может быть правильным.

Из моего горла вырывается стон. Я должна была проснуться час назад. Если я не буду в пути через десять минут, я пропущу свой рейс обратно в Нью-Йорк.

Я сбрасываю одеяло с пропитанной потом кожи. Во лбу расцветает ноющая пульсация. Это именно то, о чем все предупреждали меня, когда я стала старше. Мое тело не может справиться с алкоголем так же, как раньше.

Я с трудом запихиваю туалетные принадлежности и одежду в переполненный чемодан.

Почему я перепаковала?

Я имею в виду, правда, четыре бикини? Мои армейские ботинки? Два разных комплекта нижнего белья?

Да, как будто я собиралась использовать их обоих.

Я надеваю шорты для отдыха, спортивный бюстгальтер и старую толстовку Эйвери «Рэмс», когда мы встретились в Северной Каролине. Верх обычно вызывает вызывающие тошноту воспоминания об одном мудаке, который я никогда не хочу вспоминать, но ему уже десять лет, и он слишком удобен, чтобы в нем не путешествовать.

Ночь возвращается ко мне кусками.

Бокал шампанского за Эйвери и Луку, еще один, пока мы танцевали, несколько рюмок текилы с Молли и…

Нико.

Черт.

Я выпиваю стакан воды, чищу зубы и запихиваю ноутбук в сумку. Я должна была собраться вчера вечером. Вместо этого я попеременно паниковала по поводу поцелуя с единственным мужчиной, который был под запретом, и задавала вопросы создателям моего вибратора.

Я поцеловала Нико Наварро.

Я поцеловала нового брата моей лучшей подруги. Это было ее слово. Брат.

Меня сейчас стошнит.

Был ли это тот поцелуй, который пропитал каждый дюйм моих трусиков?

Да.

Хотела ли я, чтобы он разорвал ткань моего платья и перенес меня прямо туда, на край утеса, где ночное небо смотрело, как звезды вспыхивали в моих глазах?

Вероятнее всего. Я придумываю идею для предстоящей новеллы.

Но было ли все это ошибкой размером с Годзиллу?

Абсолютно чертовски.

Больше никакой текилы для меня. Ни один другой напиток не коснется моих губ. Это тело —