Энгль напряжённо посмотрел на неё и тоже сжал её руку. А потом, через мгновение, оттолкнул её ладонь и хитро ухмыльнулся.

– Надеюсь, ты не пытаешься заговорить мне зубы, чтобы я забыл, что ты облила меня водой. Давай проверим, понравится ли тебе, если я тебя так разбужу завтра!

Мельда прищурилась и, не говоря больше ни слова, вышла из каюты.

Энгль пожал плечами.

– Никакого чувства юмора. Спокойной ночи, Гримельда! – сказал он достаточно громко, чтобы она услышала его даже в коридоре. Он ухмыльнулся, произнося полное имя Мельды. Потом он склонил голову набок, хрустя суставами в шее, и повернулся обратно к Тору. – Со мной всё хорошо, за меня не беспокойся. Иди спать. Нельзя же, чтобы завтра с утра капитан Тор вышел на мостик заспанным!

Тор хотел остаться и заставить Энгля обо всём рассказать, но ради друга он просто встал и улыбнулся. Вернувшись в свою кровать, он ещё долго не спал. Интересно, как они втроём переживут ещё одно смертельно опасное приключение, хотя до сих пор даже ещё не пришли в себя после предыдущего?

Наутро Веспер исчезла.

– Энгль, наверное, твои крики её спугнули, – беспечно сказал Тор, хотя на самом деле его живот скрутило от страха. Что, если Мельда была права? Что, если девушке-ихтиандру на самом деле нельзя было доверять, и ночью она просто сбежала?

Они обошли все каюты, все закутки, все уголки трюма.

– Мне очень не хочется говорить «Ну вот, я же говорила», – сказала Мельда, когда они поднялись на палубу. Как и в трюме, там было пусто. – Но я сказала…

– Кто-нибудь хочет морской пены на завтрак?

Тор, Мельда и Энгль подбежали к борту и увидели голову с серебряными волосами, покачивавшуюся на волнах. Веспер. Она держала изогнутую устричную раковину, полную чего-то блестящего.

Она легко поднялась по лестнице, вделанной в борт, сначала уменьшив раковину, а потом снова сделав её большой, и уселась перед ребятами. Её волосы прилипли к голове и плечам, чешуйчатое платье блестело на утреннем солнце. Она достала ложку из крохотной сумочки – одного из многочисленных оберегов на её странном браслете – и показала на морскую пену.

– Если собирать её свежей, сразу после восхода, она ещё не пропитывается солью и просто великолепна на вкус.

Она протянула ложку Энглю, и тот без вопросов попробовал пену и округлил глаза от удовольствия.

– Это как сахарная вата, смешанная с тёртым ледниковым льдом!

Он взял ещё ложку и предложил Мельде.

– Вот, попробуй!

Мельда холодно взглянула на него.

– Нет, спасибо, – ответила она.

Тор не знал, почему она отказалась: потому что до сих пор была обижена на Энгля из-за вчерашнего, или же потому, что не хотела брать ничего из рук Веспер.

– Ты плавала? – спросил Тор.

Веспер кивнула и недовольно посмотрела на небо.

– Хотела найти водоросли, чтобы вылечить ожоги.

Энгль приподнял бровь, на мгновение оторвавшись от добытой Веспер пены (он почти доел её).

– Ожоги?

– Моя кожа не привыкла к солнцу, – объяснила она, показывая на своё бледное лицо. – Она легко обжигается. Придётся принимать меры предосторожности. – Она склонила голову и посмотрела на Тора. – Ты ещё не использовал её?

Тор понял, что она имеет в виду. Эмблему на запястье, ту самую, о которой он так давно мечтал. Дарующую способность дышать под водой.

Она была права. Он её не использовал. Вернувшись из путешествия, Тор не хотел ею пользоваться. Можно даже сказать, ненавидел её – точно так же, как и ведьму, которая её подарила. Эмблема напоминала о том, что он изменился.

Тор просто покачал головой – нет.

Веспер нахмурилась.

– В следующий раз поплавай со мной.

Тор ответил ничем не обязывающей улыбкой.

Энгль тихо присвистнул. Держа в руках пустую тарелку-раковину, он посмотрел вперёд, туда, куда указывал нос корабля.

– Это ведь похоже на кошмар, да?

Далёкое побережье было каменистым и острым; камни выглядели настолько кривыми, что даже морским волнам не удавалось их сгладить. Чёрные скалы обросли гроздьями ракушек, острых, как ножи. Из пещеры вырывался ореол пурпурного цвета, одновременно зловещий и прекрасный – словно сразу и предупреждал «Не подходи», и манил к себе: «Подойди».

Идеальное логово для кровавой царицы.

Поток энергии пронизал Тора до костей; корабль заскрипел и остановился, паруса опустились. Якорь погрузился в воду.

– Нам плыть всю оставшуюся дорогу? – тихо спросила Мельда, разглядывая десяток ярдов, оставшихся до пещеры. Здесь было слишком мелко для корабля.

Не успела она договорить, как со дна океана всплыл мост из раздавленных раковин и придвинулся прямо к борту корабля.

– Похоже, она нас ждёт, – нервно проговорил Энгль.

А потом, словно доказать себе, что не боится вчерашних кошмаров, он первым спрыгнул с корабля, высоко подняв голову. Мельда закатила глаза и последовала за ним.

Потом – Тор, а последней спустилась Веспер. Она двигалась очень осторожно. Она боится, понял Тор. Даже не боится – просто в ужасе.

Прочитав историю о кровавой царице, он тоже должен был бояться. Но он не чувствовал особого страха. Ещё один новый день, ещё одно новое чудовище, с которым предстоит встретиться – какая-то часть его до сих пор оставалась онемевшей, замороженной. Сломанной.

Он ободряюще улыбнулся Веспер.

– Нам приходилось встречаться с существами и похуже, – сказал он. Ложь заполнила его рот целиком. В книге говорилось, что кровавая царица – самое смертоносное из созданий моря.

– Что, правда? – загремел голос, громкий, как приливная волна. Он заполнил собою всю пещеру. Голос слышался из бассейна, похожего на большой колодец. Серебряного, как луна. Вода от звука её голоса шла волнами.

А затем что-то появилось в самом центре. Макушка. Медленно, дюйм за дюймом, кровавая царица поднималась из воды. С неё стекала вода – необычайно густая, непрозрачная, словно жидкое серебро.

Кровавая царица выглядела как королевская особа, которая слишком много времени проводила на море. Её волосы были потрясающими, как лунный свет, скулы – острыми, лицо – изящным. Кожа была светло-голубой, как вода на мелководье, а одета она была в платье, полностью сшитое из жемчужин.

Она пошла по воде, словно посуху, и остановилась рядом с ребятами, сразу же обратившись к Тору:

– Значит, моя подруга умерла?

Где-то в глубине души Тора – в той её части, которая не полностью ему принадлежала, – поднялась щемящая печаль.