Внутри кабины: штурвал, два кресла, умывальник и даже туалет. Два спальных места, одно из которых трансформируется в столик с двумя сидячими местами наподобие нижней полки в плацкартном вагоне поезда. В углу огнетушитель, сигнальные ракеты, спасательный круг и жилеты.

На полу длинные палки с цветными флажками наверху, привязанные к пластмассовым шарам.

– Это для чего?– спрашиваю я.

– Скоро увидишь.

Пьер проверяет мотор, садится за штурвал, настраивает навигатор.

– Необходимая вещь в море, – объясняет он, – вдруг туман, тогда мы сможем вернуться по нашему следу. И ещё, так мы не наткнемся на подводные насыпи, а, значит не сядем на мель!

Нет, на мель я не хочу! Туман тоже! Я хочу видеть море!

Выходим. Сначала малая гавань, за ней – большая. Две бывшие линии укрепления от нашествия англичан. Здороваемся со всеми, кто также как мы выходит в море или уже возвращается в гавань. Такая традиция. Много катеров и парусников с английскими флагами. Гавань остается позади. Вот оно – море. Альбатросы, качающиеся на волнах, вдалеке, на горизонте виден большой многоэтажный корабль – это туристы пересекают Ла – Манш. Англия напротив.

– На обратном пути забросим ловушки, – говорит Пьер, прибавляя скорость.

Ура, у меня нет морской болезни! Я люблю море. Я, всю жизнь прожившая на Урале с его степями и горами, сразу и навсегда влюбилась в море. В его мощь. В соленый на вкус воздух, в чаек, равнодушно качающихся на волнах, в бесконечный горизонт.

Пьер счастлив – мы можем выходить в море вдвоем!

Мы достаточно далеко от берега. Пьер глушит мотор, вокруг никого. Он достает удочки, с резиновыми трубками на леске. Кстати, на удочках несколько крючков. Ну что ж посмотрим, есть ли у рыб воображение, чтобы принять эти трубки за наживку. Ждем. С воображением у рыб оказалась вполне так себе неплохо: через какое-то время Пьер достает удочку, на ней сразу четыре скумбрии, которые он складывает в пластмассовый контейнер. Он доволен, я тоже.

Я никогда не видела живую морскую рыбу. Нет, я конечно, ходила с папой на рыбалку. Это была рыбалка с берега реки, с червями на крючке. Червей мы выкапывали накануне в заброшенных садах. Однажды папа взял меня рыбачить на понтон. Чтобы мне было поудобнее сидеть, он постелил свою куртку. Через какое-то время куртка начала скользить, и я оказалась в воде. Было достаточно глубоко, хорошо, что папа не смотрел в другую сторону, и у него была молниеносная реакция – он схватил меня за руку и вытащил из воды. Но я все таки успела испугаться. Воды я боялась еще очень долго. Но сейчас, здесь, окруженная водами Ла-Манша, рядом с любимым мужчиной я была спокойна и счастлива!

Море производило на меня странное ощущение. Я как-будто бы забыла обо всем на свете. Никаких забот и переживаний больше не существовало. Я чувствовала себя абсолютно свободной. Позже, когда я сказала об этом Пьеру, он рассмеялся: «Это нормально. Море освобождает голову от всего ненужного!» Вот такая вот морская магия.

Порыбачив еще около двух часов и поймав штук тридцать скумбрий, решили, что этого вполне достаточно. Тем более, что я рыбу не ем.

Пьер собрал удочки и достал ножницы. У каждой скумбрии он отрезал хвостовой плавник.

– Зачем ты это делаешь? – удивилась я.

– Так положено. Чтобы бороться с браконьерами и, особенно, не допустить перепродажу рыбы рыбаками-любителями в разные рыбные киоски и рестораны, нужно отрезать хвостовой плавник. Инструкция – есть инструкция!

И вот все плавники отрезаны. Ножницы убраны до следующего раза, возвращаемся.

Заходим в большую гавань. Между большой и малой гаванью Пьер останавливает катер.

– Думаю, здесь хорошее место для ловушек, – он кладет внутрь каждой клетки рыбьи головы, привязывает к ловушкам, лежавшие на полу палки с флажками, и бросает ловушки в воду. Те медленно скрываются в глубине. Палка с флажком остается на плаву, благодаря пластмассовому шару.

– Так вот для чего они нужны, – догадалась я. Теперь, важно не забыть какого цвета флажок. – А как ты узнаешь, что это твои ловушки?

– Они пронумерованы. как и у всех остальных.

– Понятно.

Пьер отмечает координаты в своем навигаторе. Возвращаемся. Мы в порту. Пьер поднимается на причал, я остаюсь в кабине катера.

– Закрой как следует дверь, – просит он.

Я не очень понимаю зачем, но делаю. И вдруг слышу как струи воды стучат по крыше и корме катера. Оказывается после каждого выхода в море необходимо омыть катер пресной водой, чтобы защитить его от коррозии.

Рыбу поделили между сестрой и детьми. Пьер из солидарности тоже не стал ее есть.

– В следующий раз поплывем на Лео, – говорит он вечером. – Морской болезни у тебя нет – это здорово! Только это будет намного дольше: шесть часов примерно. Готова провести в море шесть часов?

– Я готова! Сердце мое, я готова провести с тобой не только шесть часов в море, но и всю жизнь на краю света. – А что такое Лео?

– Это затонувший во время войны корабль.

«Как интересно!» – я решаю найти информацию в интернете.

Оказывается, Лео – это сокращенное название «Леопольдвиля» – корабля, затонувшего двадцать четвертого декабря тысяча девятьсот сорок четвертого года. Лайнер вышел из порта Саутгемптон (Англия) в составе конвоя, направляясь в Шербур. В восемнадцать тридцать корабль подвергся удару торпеды подводной лодки. На борту «Леопольдвиля» находилось две тысячи двести тридцать семь американских солдат. Почти все они погибли. Спасти удалось лишь несколько человек. Около двадцати тридцати «Леопольдвиль» затонул в воде …

А теперь, по словам Пьера, в этом месте можно поймать крупную рыбу.

Я подумала о «Титанике», который так же скрывают воды Атлантического океана. «Кстати, Шербур был первым портом, куда прибыл «Титаник», – вспомнила я, когда-то прочитанную в каком-то журнале статью.

…

На следующий день с утра идем в мэрию. Собеседование проводится с каждым по отдельности. Не знаю, о чем беседовал господин мэр с Пьером. Они давние друзья и коллеги, но у меня все было по протоколу.

– Здравствуйте, мадам! Добро пожаловать в Нормандию!

– Здравствуйте, господин мэр! Спасибо.

– Мадам, Вам известно что месье С. был женат?

– Да, я знаю.

– Вы знаете, что у него двое взрослых детей?

– Да, господин мэр.

– У вас есть дети, мадам?

– Да, сын, ему шестнадцать лет.

– Он несовершеннолетний. Он тоже приедет с вами во Францию?

– Нет, господин мэр. Он остается с отцом и бабушкой.

Еще несколько вопросов об образовании и о профессии.

Аудиенция закончена. Мы свободны.