Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Разная литература » Верь людям - Людмила Константиновна Татьяничева

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 92
Перейти на страницу:
дело, — ровно заметил капитан. — Семьи нет?

— Не женат еще.

— Собираешься?

— Не знаю.

Помолчали.

— Не спится?

— Не спится, Прокофий Ильич.

— Знаешь что? Пойдем в столовую. Здесь Петьку разбудить можно. А там никому не помешаем. Поболтать можно.

В столовой Прокофий Ильич спросил:

— Вина еще надо? Нет? А я рюмку, пожалуй…

Налил себе четверть стакана спирта, выпил, зажег трубку.

Абатурин несколько раз порывался задать вопрос, но так и не решился.

— О чем спросить хочешь? — поднял на него глаза капитан.

— Да так… пустое…

— И о пустом можно.

— Зачем в гости позвали? Неловко. Никакого проку от меня.

— Выгоды?

Абатурин пожал плечами.

— А зачем мне выгода?

Павел смешался:

— Я не то говорю. А зачем вообще?

Иванов погрыз мундштук трубки, сказал, с излишним вниманием рассматривая струйку дыма:

— Так просто… поболтать охота. С мужиком…

Нахмурился, обронил совсем тихо:

— Гришки вот нету. Теперь товарищем стал бы… мне…

Добавил огорченно:

— Петька — что? Малек еще… Не больно посоветуешься.

— Жена же есть и дочь большая, Прокофий Ильич.

— Мужик нужен, — повторил Иванов. — Тебе трудно понять. Молоденький. А мне и о смерти не вредно подумать.

Павел не нашелся, что сказать.

Прокофий Ильич поджег погасшую трубку.

— Ты еще ни в кого не влюблялся? — внезапно спросил он. — Не было такого?

— Нет, — неуверенно промолвил Абатурин. — Об этом все разно говорят. Так чтоб насмерть влюбиться — не было.

— А не насмерть?

— Девочка одна мне в школе нравилась… Аля Магеркина. Красивая была, застенчивая… А больше никто.

— Ну, не ты, так в тебя еще не раз влюбятся. Кому больше, кому меньше выпадает, но всем.

Он поерошил мягкие седеющие волосы, произнес задумчиво:

— Любовь — она, Паша, всякая бывает. И ты уже понимаешь, не только я, старик: слово одно, а означает многое, разное. И настоящая случается, и так себе — пена… Ну так вот — смотреть надо, чтоб тебе баклыш[3] киль не распорол.

Прокофий Ильич усмехнулся:

— Проповедь читать легче, чем быть святым.

— Нет, пожалуйста, — невпопад откликнулся Абатурин. — Мне интересно.

— Семья — она вроде лодки, что ли. И курс у нее один должен быть. И парус надут настоящим ветром. А иначе — что ж? — парус без ветра — только большая унылая тряпка.

— А у вас как? — покраснел Абатурин. — Вы ведь давно женаты.

— У меня?.. — капитан замешкался с ответом и накрыл густыми бровями глаза. — У меня — га́лфинд. Знаешь что такое га́лфинд? Это — полветра, ветер-побочень, в борт судна. Ну, вот — плыть можно. Тихо, но можно.

Прокофий Ильич взглянул на Павла и, увидев, как тот широко открыл глаза, отрицательно покачал головой:

— Нет, она — Таня — добрая душа и славная хозяйка. Почти всю жизнь в одиночку ведет многотрудное хозяйство семьи: кухня, стирка, дети, множество надоедливых, не видных мужику мелочей быта. Мне не в чем ее упрекнуть.

Он постучал трубкой о пепельницу, выбивая табак, пожал плечами:

— Но вот что получается: я на одном краю — со своими рейсами, рыбой, сложными отношениями с людьми, планами, собраниями, бессонными ночами; она — на другом: хозяйство, квартира, свои бессонные ночи.

Капитан продолжал говорить, не глядя на Павла, будто думал вслух:

— А мне совет жены нужен бывает вот как… И груз иногда поделить охота. И чтоб поспорить умела, толково поспорить для пользы дела. А если я киваю, и ты киваешь — так зеркало лучше делает. Самые трудные решения я принимал в жизни один, всегда с согласия жены, и всегда один.

— А что ж вам посоветует Татьяна Петровна, скажем, в совсем не известном ей морском деле?

— О том и речь… Впрочем, морское дело — тоже человеческое дело, как и любое другое. А коли ты в лес, а я по дрова, то даже цепь из обручальных колец не свяжет людей.

Прокофий Ильич искоса взглянул на Павла, снова усмехнулся:

— Это я так, философствую. Стариков всегда на поучение тянет, ничего не поделаешь.

И, стараясь сменить тему разговора, спросил:

— Отец есть у тебя?.. Нет. Значит, тоже обокрала война… Сирот жаль, а еще того больше — жаль вдов. Сказать не могу, как жаль. Сироте еще можно без отца выправиться и на ноги встать. Много сил надо, но можно. А вдо́вы? Дети на руках. Молодость давно потеряна, красота — тоже. Миллион их, — больше, небось. Ровесники-то, мужчины, почти все женаты. Кто их возьмет? Ну, из тысячи — одной, может, и улыбнется счастье. А ведь они в нем, в счастье, больше нуждаются, чем те, кому повезло.

— Конечно, Прокофий Ильич.

— А тут еще иные наши балаболки тиранят их, вдов-то: мужей-де крадете. Скажи ты! Коли тебя легко украсть, так тебя и без вдовы стянут.

Прокофий Ильич несколько секунд молчал, раскуривая трубку.

— Ко мне иной раз женщины жаловаться идут, Паша. На мужей. Утверждают, что мужья разлюбили, и от этого в семьях кавардак случается. Большинство этих жалобщиц не понимает: любовь и уважение зарабатывают так же, как хлеб. Ежедневно. Всерьез. Никого нельзя заставить уважать женщину, которая не думает, не читает и воодушевляется лишь тогда, когда есть возможность промыть кости соседке.

— Таких женщин немного, Прокофий Ильич.

— К сожалению, больше, чем ты думаешь. Я говорю о женщинах без партии, без профсоюза, без службы, о женщинах, для которых время не имеет минут, а просьба мужа — все-таки не приказ по флоту.

— Но вы же сами говорили: кухня, стирка, дети. У наших женщин совсем мало свободных минут.

— Думать о всем, что вокруг, — для этого не надо специального времени. Работницам не легче, но они успевают еще читать и учиться. О чем матрос должен говорить с женой, которая путает Австрию с Австралией и белуху с белугой?

— У мужчин свои грехи, Прокофий Ильич. Немало грехов.

— Ну, понимаю: если женщина задавлена кухней и стиркой, детьми и дрязгами, а мужчина бесконечно занят или трясется в командировках, тратит нервы по пустякам или пьет и хамит — все это разрушает любовь и семью. Быт — нелегкая штука, и его не наладишь за год.

Капитан поглядел в окно и покачал головой. Вероятно, уже начинался пятый час утра. Полярное солнце стояло высоко в небе, плотное, тугое, точно огромный сваренный желток.

Обернувшись к Абатурину, капитан спросил:

— Значит, едешь, Павел?

— Да, Прокофий Ильич.

— Так мы с тобой и не поговорили ни о чем…

— Что вы! — искренне удивился Абатурин. — Заронили вы в меня раздумье, Прокофий Ильич.

— Вот что, — помолчав, сказал капитан. — Ты поживи у меня еще день. Первый поезд — завтра, в семь утра. Нечего тебе болтаться по улицам.

Он положил Абатурину на плечо некрупную тяжелую руку, проворчал:

— Нынче, коли не забыл, воскресенье. Я приятеля жду. Он на рыбалке, оттуда

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 92
Перейти на страницу: