Смятение в его взгляде ощутимо сменяется на скепсис — тревожный звоночек. Материальное положение в это время не позволяет ему, конечно же, просто так раздавать деньги первому встречному, похожему на родственника. Последняя моя заготовленная фраза:

— Давай поговорим о том, что могли бы знать только ты и я (твой сын Серёжа), чего почти никому никогда не рассказывали. Начну я. Помнишь фотографии, которые я делал в моей комнате, на которых в окно видны пролетающие мимо НЛО. Ты их ещё носил на работу, демонстрировал коллегам, но я так никогда и не рассказывал тебе, как я их на самом деле сделал?

Выдерживаю паузу — он должен вспомнить.

— Он всегда говорил, что они настоящие, что объекты на снимках зависали перед окном и получилось их заснять, даже Таня их видела… — наконец-то сбивчиво произносит папа.

— Потому что мы с Танькой договорились и нам было по фану, мы же думали разыграть друзей, вам с мамой мы показали просто попутно. Я придумал вырезать фигурки НЛО из черной бумаги и прилепить их к стеклу, ведь так казалось, что они прямо за окном, — выпалил облегчённо я и сразу же смекнул, что слова «по фану» вообще не к месту и не ко времени. Однако я ощутил его о чёткое разделение на «он» и «ты». Значит для него я пока ещё другой человек. Опять я мал-помалу улыбался, что со стороны не добавляло мне очков доверия. Мы пока помолчали, я давал время на размышление.

— Задай мне вопрос, ответ на который только ты и Серёжа знаете — в итоге не выдержал я.

— Какой номер у Серёжиного ружья? — вкрадчиво спросил он, подумав.

Я опешил, ведь уже было и забыл, что когда-то охотничий карабин «Сайга-410» действительно был моим, но я быстро, как говориться, наигрался и не стал продлевать разрешение после первых пяти лет владения, и уж, тем более, забыл его серийный номер, если когда-то и помнил. К такому повороту я готов не был, но надо было выпутываться из ситуации:

— Ну, это ты, конечно, загнул! Разрешение на владение карабином «Сайга-410» я получил в 1997 году на восемнадцатилетие, когда ты мне его подарил. Это гладкоствольный охотничий карабин с ружейным ложем, к нему есть два магазина на пять и один магазин на десять патронов, еще должна быть насадка «Парадокс», но я не уверен, её уже купили или нет. Естественно, его номер я за 20 лет забыл, потому что довольно скоро после получения вернул его тебе и с тех пор почти не держал в руках, — я старался вспомнить и проговорить все детали, чтобы моя версия звучала максимально убедительно.

В его взгляде читалось, что ответ не помог склонить чашу весов в мою сторону, но и хуже не сделал. Я решил перейти в наступление:

— Зато я хорошо помню, как мы с тобой периодически запирались в мой комнате от мамы и сестры Тани, когда ты откуда-то достал пневматическую винтовку «Иж-38» и мы, включив громко магнитофон и, поставив в один угол комнаты к двери доску ДСП, стреляли по солдатикам. Помню, как разок пуля-таки отскочила от доски и хлопнула тебя в бровь, после чего мы поменяли угол обстрела, чтобы рикошетило в стену. Помню, как мы прятали винтовку, обернув тряпками, под кроватью. И никто, кроме нас с тобой до поры до времени этого не знал, если ты, конечно, никому не рассказывал.

Его взгляд изменился, сомневающийся прищур глаз исчез, скулы расслабились. Сейчас было понятно, что он задумался, то ли вспоминая рассказанное мной, то ли обдумывая новый вопрос. Я надеюсь дожать:

— Помнишь, как мы как-то осенним утром шли по Тарутинскому полю с охоты, проходили по опушке леса, я, ты и дядя Витя (родной брат папы)? Мы шли уставшие уже, без добычи, а впереди нас аукались грибники. Мы догнали какую-то бабушку, которая всё время шла впереди к нам спиной, она нас услышала и, не оборачиваясь, спросила: «Ну, что ребятки, грибы есть?». А ты ей такой говоришь: «Не, бабуль, мы не за грибами…», а я тут же вдогонку: «Мы за грибниками!». Бабулька повернулась и видит нас троих в камуфляже, с ружьями, рациями, я ещё и в камуфляжной маске. От неожиданности она просто осела в своё ведро, которое взяла под грибы!

Всю историю он молчал, не прерывая, глаза были удивлённые, но в конце невольно улыбнулся. Я почувствовал холодок — история была мимо, она с ним ещё не происходила, раз он не вспомнил.

— Такого не помню… — выговаривает он натужно, хотя видно было, что сама история ему понравилась.

— «Один-ноль в Вашу пользу… Играем дальше!» — с неохотой бросаю я, — Значит это случится в скором времени, и ты точно надолго запомнишь.

Почему-то ощущаю, что даже не особо удачная попытка всё-таки оставляет отклик в душе, он узнаёт мою манеру рассказывать, шутить и даже молчать. Я решил, что важнее количество, чем качество, и просто навалился с перечислением фактов, типа «Как звали первого кота», «Каким прозвищем называл меня двоюродный брат, когда был ещё маленьким», перечислением адресов, памятных дат, какие помнил, дней рождения, друзей детства, игрушек, прочих вещей, постарался даже аккуратно описать возможное на тот момент расположение мебели в моей комнате. С его стороны также следовали вопросы, часть из которых я, конечно же, проваливал, но диалог продвигался, и это меня обнадёживало. Так мы провели оставшиеся 10–15 минут до станции Пушкино, на которой нам пришлось сойти.

Оставь сомненья

«Осторожно, двери закрываются, следующая остановка — платформа “Заветы Ильича”». Мы стояли на платформе и неловко молчали. Я ждал приглашения словами или хотя бы жестом. Папа явно колебался, находясь перед весьма внушительной неопределённостью, разговор застопорился. Тут меня посетила отличная идея:

— Давай найдем какое-нибудь уединенное место, например, подъезд, где не будет посторонних глаз, и я тебе покажу еще доказательства. Это будут фотографии и видеозаписи, — предложил я, параллельно засовывая руку в рюкзак и включая смартфон, чтобы он успел пока прогрузиться.

Уверенным, но неспешным шагом, я направился от станции кратчайшим пешеходным маршрутом к родительскому дому, давая возможность ему немного задержаться в раздумьях, но легко меня нагнать, что он почти сразу и сделал, вышагивая слегка позади. Я почувствовал, что он проверяет, знаю ли я дорогу.

— Я тебе покажу устройство, которое у нас называется «смартфон», от английского smart