Она усмехнулась, я бы сказал, слегка прыснула.

— Ты видел свое отражение?

Блядь, ну что за вопрос-то? Нет конечно.

— Конечно, дорогая. Вокруг же такое количество зеркал, что я хожу и любуюсь собой, —выпалил я.

— Еще раз назовешь меня «дорогая» и я тебе кишки выпущу и задушу тебя ими, затем воскрешу, и проделаю все еще раз, — прошипела она. — Ты меня понял?

Испугался ли я? Не, она сраный непись, который не сможет меня убить на старте игры. Хотя, вдруг. Помню, играл как-то в РПГшку одну сингловую, где ты становишься полицейским, который начинает свой первый рабочий день на выезде абсолютно голым и с жутким похмельем в отельном номере. И если попытаться сорвать свой галстук с вращающегося вентилятора под потолком, то есть вероятность схватить инфаркт и откинуться на тот свет. ГГ ВП, так сказать.

Но я не испугался. Решил немного нагнать пафосу.

— Ты уже пыталась меня выдворить. Не получилось. Но я тебя понял. Имя тогда скажи хотя бы.

Она сощурилась недоверчиво, точно проверяя мои слова на вшивость. Нет в них ничего, говорю, как есть.

— Мия, — сказала она.

— Так просто? — задал вопрос. Почему-то ожидал, что будет что-то типа Хьюбертетта Блейн Вольфшлегельштайнхаузенбергедорф-старшая

— Так просто, — отозвалась Мия. — Мое полное имя тебе ни к чему.

Ага! Значит полное, все-таки, есть. И, поди, такое же длинное, как песня собаки.

— А ты кто таков, подселенец?

А вот это уже звучало обидно как-то.

— Че это подселенец сразу? Может я тут всегда и был? Саша я. Сашка, Саня, Александр.

— Потому, что ты находишься в теле другого человека, которое тебе не принадлежит. Ты — подселенец. Подкидыш судьбы, рази меня гром.

Она вытащила из своей, что болталась на поясе, сверток, после чего из кожаного свертка вытянула длинную тонкую трубку. Как по типу наших, деревянных, но куда более аккуратная и очень тоненькая. На самом конце была выемка, в которую она что-то насыпала. Может табак, может еще какая хрень. Кто из знает, чем они тут балуются?

Ожидал, что она щелкнет пальцами и подкурит прямо со своего ноготка на указательном пальце, ан-нет. Достала какую-то хрен, положила трубку на алтарь и стала чиркать это «что-то» друг о друга. «Кресало», всплыло у меня в голове слово.

Когда искорки упали в трубку, взяла и закурила, глубоко затягиваясь. Дым струйкой потянулся вверх.

— Я не просто так спросила видел ли ты свое отражение. У Вильгельма глаза были цвета стали. Как хмурое осеннее небо. Твои же — как глубокое чистое озеро.

Снова ухмыльнулась грустно.

— Красивый цвет, ничего не скажешь. Но как только ты открыл глаза в первый раз, я уже тогда заметила эти примеси голубизны. Долго всматривалась, думала показалось, — она еще раз глубоко затянулась, после чего перевернула трубку и пальцем постучала по ней, выбивая пепел. — Не показалось.

Дым ее курева пах странно. Словно персиковой жвачкой. Фе, даже тут уже ароматизаторы добавили. Вот мой дед курил «приму» без фильтра. Вот там табак вонял так, что аж уши в трубочку скручивались. А его дед курил «Беломор канал», а я ничего не курил, нахер надо. Но запах знал четко. А тут сплошное гэ какое-то.

Я оперся плечом о столб дерева и смотрел на нее.

— И что планируешь делать дальше?

Она просто пожала плечами.