без него я бы давно покинула сей бренный мир, – приложив к глазам маленький, извлеченный из декольте кружевной платочек, поведала Розалия Карповна. – Он просто кудесник. Одно его слово лечит.

– А какие у него были отношения со Щеголевым?

– Ну как же, это лучшие друзья еще с детства, благодаря Щеголеву мы и познакомились с Вениамином Аркадьевичем.

– А ссор между ними не было?

– Нет, из-за чего же? Один музыкант, второй врач. Тобольский счастливо женат, на личной почве недоразумений между ним тоже не было.

Спрашивать Розалию Карповну про скорняка Евграф Никанорович не стал.

– Скажите, а вы знали о золотом камертоне, принадлежавшем Модесту Щеголеву? Этой вещью прежде владел сам Чайковский. – Задавая этот вопрос, капитан внимательно наблюдал за женщиной.

– Да, я слышала о камертоне, не знаю уж, откуда у такого скромного юноши, каким был во времена учебы в консерватории Модест Петрович, могла взяться такая ценная вещь.

– А почему вы решили, что он появился у него еще в консерватории? Может, он приобрел его, уже будучи известным композитором?

– Потому что Ися мне, еще учась в консерватории рассказывал об этом камертоне. Согласитесь, странно, что у мальчика из простой рабочей семьи, а Модест, несмотря на всю напыщенность своего имени, имеет весьма простое происхождение, – пояснила с легким высокомерием Розалия Карповна, – имеется такая вещь. Папа Иси был известным музыкантом, а дедушка знаменитым на всю губернию антрепренером, – в слове «антрепренер» Розалия Карповна все буквы «е» произнесла как «э», – но у него нет золотого камертона.

– Значит, вы не знаете, откуда у Щеголева взялся этот камертон?

– Нет. Но я знаю, что он очень им дорожил.

– А кто еще мог знать о камертоне?

– Жена, разумеется. Думаю, что многие знакомые, например, Вениамин Аркадьевич, или вот Анатолий Гудковский, или Семен Альт. Та же Бессонова, не знаю, почему Лариса Щеголева терпела ее в своем доме, такая умная, тонкая женщина принимала у себя эту особу, – видимо, с годами материнская ревность в сердце Розалии Карповны не погасла.

Глава 4

Сентябрь 1957 г. Ленинград

Значит, все-таки Анна Альт, заключил про себя Евграф Никанорович, покидая квартиру Минкиных. Анатолий Гудковский показался Евграфу Никаноровичу человеком чрезвычайно легкомысленным и безалаберным. Занимал он просторную комнату в трехкомнатной квартире, больше похожую на закулисье какого-то театра, чем на жилище солидного человека. Она была беспорядочно заставлена разномастной мебелью, здесь имелись изящный, даже хрупкий на вид стул с украшенной тонкой резьбой спинкой, обитый розовым шелком, старинный сундук, громоздкий пузатый буфет, наспех сколоченные из старых ящиков книжные полки, старинная ширма с кое-как залатанной дырой посередине вышитого полотна, кожаный громоздкий диван с полкой для слоников, на которой чередой выстроились запыленные бутылки из-под горячительных напитков. Этажерка с книгами, часть которых заменяла подломившуюся ножку, кое-как заправленная железная кровать, странный мрачный шкаф, из которого того и гляди полезет какая-нибудь нечисть.

– Что, неуютно? – смущенно взлохмачивая волосы, спросил у гостя Гудковский, следя за взглядом следователя. – Увы. Живу бобылем, из мебели – все, что сумел собрать на театральной свалке. Знаете, в театре иногда списывают всякий реквизит или мебель старую, вот я все и тащу, где что под руку попадется. На солидные мебеля денег, увы, не хватает, – смущенно усмехнулся Анатолий Михайлович. – Да вы не стесняйтесь, проходите, садитесь. Вон хоть на диван. У меня, конечно, беспорядок ужасный. Да я, знаете, гостей не часто приглашаю. Так чем могу? – оседлав старый потертый венский стул, поинтересовался он у Евграфа Никаноровича.

– Хотел поговорить о вашем покойном друге.

– О Модесте? Ну, конечно, – серьезно ответил Анатолий Михайлович.

– Скажите, какие у Щеголева были отношения с женщинами?

– В смысле? Нормальные, – пожал недоуменно плечами Гудковский. – Модест был человеком воспитанным, вежливым, я бы даже сказал, галантным, так что у слабого пола не было поводов на него жаловаться.

– А были у него отношения с женщинами помимо жены, например с Анной Альт?

– А почему вы спросили именно об Анне? Насколько мне известно, между ними никогда ничего не было. Модест был примерным семьянином. Очень крепко любил свою жену, детей, и никаких историй на стороне у него не было. Во всяком случае, мне о них не известно.

– А вот Розалия Карповна Минкина говорила мне, что у Модеста Щеголева и Анны Альт вскоре после войны были отношения и что она даже хотела покончить с собой, когда Щеголев решил второй раз жениться.

– Ну, раз Розалия Карповна сказала… – многозначительно закатил глаза Анатолий Михайлович.

– А что, она соврала?

– Ни в коем случае, – категорически покачал головой Анатолий Михайлович. – Розалия Карповна – это просто кладезь сплетен и досужих пересудов. Она, знаете ли, своеобразная женщина. Сидит, как, простите за сравнение, жирная паучиха, и только подтягивает к себе мух поаппетитнее, что попадают в ее паутину. Она из любого вытянет всю подноготную, а потом разнесет по миру, расцветив собственными фантазиями. Да это еще полбеды. Беда – это когда она пытается «помочь», вот тут уж точно караул, – с насмешкой рассказывал Анатолий Михайлович. – Но самая несчастная жертва Розалии Карповны – ее собственный сын, – с сочувствием проговорил Анатолий Михайлович.

– Почему же?

– Насколько я понимаю, вы же с ними встречались? Минкин, простите, мы его всегда между собой по фамилии называем, Исаак как-то напыщенно, а Ися как-то несерьезно, – словно извиняясь, пояснил Анатолий Михайлович. – Так вот, бедный Минкин всю жизнь под пятой у мамаши живет. Он без ее согласия пирожок в консерваторском буфете купить боялся. А уж как она ему личную жизнь испортила, и говорить нечего. В молодости он был влюблен в Машу Бессонову, причем даже не без взаимности, но Розалия Карповна ему и шанса не дала, влезла в их отношения, как бегемот в посудную лавку, и все разрушила, и с тех пор держит его на коротком поводке. Не желает ни с кем делить свое сокровище. Но Минкину на старости лет, кажется, все же повезло, появилась у него одна женщина, серьезная такая дама, кандидат наук, я ее видел однажды случайно, а так Минкин ее ото всех прячет, чтобы матушка не пронюхала.

– Это все очень интересно, но меня интересовали взаимоотношения ваших знакомых со Щеголевым, – напомнил Анатолию Михайловичу капитан.

– Ах да, простите. Кажется, я и сам повел себя не лучше Розалии Карповны, – смутился Анатолий Михайлович. – Но я действительно ничего не знаю о романе Модеста и Анны.

– Ну а что вам известно о золотом камертоне, принадлежавшем Щеголеву?

– Тоже Розалия Карповна наболтала?

– Так вы о нем знаете?

– Да, видел пару раз. Модест с ним почти не расставался. А, между прочим, Розалия Карповна очень ревновала Модеста к этому камертону.

– Каким образом?

– Ну, понимаете, Модька был обычным парнем из рабочей семьи, я хорошо помню его родителей. Такие простые скромные люди, мама очень приятная, добрая. Ну а семейство Минкиных – музыканты в третьем поколении, уж не знаю, насколько его отец был выдающимся музыкантом, послушать Розалию Карповну, так все у них в семье были гениями. Но дед Исаака был при старом режиме провинциальным антрепренером, ничего выдающегося, но на фоне нас, босяков, это было внушительно. И квартира у них была приличная, и жили не бедно. Но вот камертона Петра Ильича Чайковского у Исаака не было, что