— Держись крепче, — кричу я.

— Держаться за что? — спрашивает она.

— За меня. — Я трогаюсь с места.

Я чувствую, как Айви отшатывается назад, прежде чем схватиться за меня, обхватив руками мою грудь.

От ее прикосновения во мне пробегает волна трепета, но я сосредоточен на дороге и безопасности, пока мы летим сквозь бурю. Считаю количество светоотражающих маркеров, пока приближаемся к пруду.

Вскоре я замечаю свет, пробивающийся сквозь лес, но это не мой фонарик. Это одинокая фара, направленная вверх сквозь ледяной покров.

Либо это тщательно продуманная уловка, либо Айви не лгала о том, что пруд поглотил ее машину.

Девушка крепче вцепляется в меня, словно заново переживая смертельную опасность.

— Это Ники, — говорит она.

Встревоженный, я поворачиваюсь на сиденье.

— Значит, кто-то был с тобой?

— Нет. Так я называю свою «Мазду».

— Ты дала имя своей машине? — Я не жду ее ответа. — Её не вытащить до весны.

— Значит я застряла здесь? — Она хнычет.

— По крайней мере, пока не прекратится буря, и я не смогу отвезти тебя в город. — И это должно произойти как можно скорее, потому что, когда я завожу снегоход и возвращаюсь тем же путем, которым мы приехали, ее хватка усиливается.

Прежде всего, я не могу допустить, чтобы женщина держалась за меня. Давным-давно я распрощался с ними, отпустил и намерен оставить все как есть. Есть причина почему я одинок, и никто, даже такая милая женщина, как Айви, этого не изменит.

— Ты живешь поблизости? — спрашиваю я через плечо, прикидывая, как быстро смогу увезти ее отсюда.

Когда мы проделываем обратный путь, она крепко обхватывает мою грудь руками и мне приходится заставлять себя не наслаждаться её прикосновениями — такими теплыми, даже сквозь слои моего зимнего пальто.

— Нет. Вайоминг, — отвечает она.

И снова мои шестеренки начинают вращаться, пытаясь понять ее предысторию, ее ситуацию.

После того как ставлю мотосани на место, мы возвращаемся в дом. Птичка лает четыре раза, как я ее учил, чтобы предупредить, что кто-то пришел. Отлично. Теперь она выполняет команды.

— Это я, девочка, — говорю я, когда мы входим в дом.

Собака подбегает к женщине, обнюхивает ее и прижимается к ней.

Я снимаю верхнюю одежду и дышу на руки, чтобы согреть их.

Айви остается у двери, дрожа. Она нервничает, ей холодно или и то, и другое?

Ее взгляд обращается к моему с мольбой. Возможно, она ждет, что я приглашу ее войти.

— Входи. Согрейся.

Она снимает с себя мое комично большое пальто и бросается к огню.

Взглянув еще раз, я вижу, что ее волосы определенно выглядят не так, как тогда, в закусочной. Возможно, я теряю свою способность к острой наблюдательности. С другой стороны, я больше не считаю своей задачей идентифицировать всех, кто находится поблизости, как друзей или врагов.

Но одно я знаю точно: Айви посылает через меня всплеск не знаю чего. Но это сильно. Интенсивно. Мне хочется познакомиться с ней поближе, но если я думаю, что это хорошая идея, то должен выйти на улицу и присоединиться к Ники в пруду, хотя бы для того, чтобы выкинуть эту мысль из головы.

ГЛАВА 4

— Осторожно, — говорю я, потому что Айви стоит слишком близко к пламени, лижущему очаг.

Стуча зубами, она говорит:

— Холодно.

Я приношу ей плед с кресла.

— Все твои вещи, наверное, тоже были в машине, да?

— Нет. Я не взяла…

Быстро заметив несоответствие, я говорю:

— Ты сказала, что живешь в Вайоминге, значит, ты путешествовала. И все же у тебя ничего с собой не было?

— Нет… — говорит она медленно, словно пытаясь придумать лучший, более правдоподобный ответ.

— Так ты действительно одна? Наверняка тебя кто-то ищет.

Я замечаю плавную линию ее шеи, когда она тяжело сглатывает.

— Нет.

Мне трудно в это поверить.

— Ты здесь один? — спрашивает она через некоторое время.

— Да. — И я хотел бы остаться один на Рождество. Таков был план. Я небольшой поклонник этого конкретного праздника. Мне больше нравится четвертое июля. Звезды, полосы и все такое. Но теперь моей семье пришлось переехать сюда, так что ожидаю, что они вторгнутся в мое личное пространство с вечнозелеными гирляндами и елочными украшениями.

Чей-то желудок громко урчит.

Зуд ползет у меня под кожей, и это не тот вид, который можно почесать. Я нужен этой женщине. Хоть и напоминаю себе, что она мне не нужна. Я иду на кухню и свистом подзываю Птичку, наполняя ее миску едой.

Благодаря открытой планировке я могу присматривать за Айви, пока нарезаю картофель.

— Могу я чем-нибудь помочь? — спрашивает она через несколько минут, уже не дрожа и, похоже, достаточно согревшись у огня.

Не обращая внимания на свою еду, Птичка держится рядом с Айви.

— Нет. Просто готовлю ужин.

Женщина прикусывает губу.

— У тебя очень красивый дом.

Я резко дергаю головой в ответ на ее комментарий, и картофелина скатывается со столешницы от моего резкого движения.

Девушка наклоняется и поднимает ее.

Наши руки соприкасаются, когда Айви передает ее мне. Ее прикосновение электризует.

Она поднимает ладони.

— Обещаю, я здесь не для того, чтобы что-то украсть, если ты об этом подумал. Я заблудилась. Сбилась с дороги. Поверь, я бы хотела сказать обратное.

Птичка подталкивает девушку мордочкой, прося, чтобы ее погладили.

Айви гладит шерсть собаки, как будто это приносит ей столько же утешения, сколько Птичке радости.

— Поверь мне, когда я говорю, что быть одной в лесу с человеком, который вполне может оказаться убийцей с топором, это не то, что я называю идеальной ситуацией.

Указывая ножом в руке на ящик для хвороста, я говорю:

— Как я уже сказал, это был колун. Но у меня есть топор, молот и куча пил.

Она натянуто улыбается и делает неопределенный жест в мою сторону.

— Это не помогает.

— Я — фермер, выращивающий рождественские елки, а не убийца с топором. Но, конечно, у меня есть острые инструменты.

— Если кто и подвергается риску, так это я. У меня даже телефона нет. — Она морщится, как будто сожалеет, что рассказала об этом.

— И я должен тебе поверить?

Поворачиваясь по кругу, она снова поднимает руки вверх, как будто ее обыскивает полиция.

— Я докажу. — Затем она бросает свою сумочку на столешницу. — Мой бумажник. — Она достает водительские права.

— Айви Херли, — говорю я, читая ее имя.

Голубые глаза. Каштановые волосы. Пять футов пять дюймов. Сто тридцать фунтов. Я сканирую ее взглядом. Мой пульс учащается. Да, она подходит,