Шрифт:
Закладка:
Хозяйка белой шубки попала в луч яркого света, падавшего в окно, и Люся поняла: перед ней не живая женщина, а нечто страшное, оно съест ее живьем, если увидит. Лицо красотки отливало серебристым и перламутровым светом, оно словно было слеплено из невиданного материала, при этом казалось живым, полным эмоций. Оно было живым! Уж лучше бы робот! Манекен к чему-то присматривался. Люся сделала еще пару шагов назад. Наконец неживая женщина нашла то, что искала. Она подошла к вешалке, сбросила шубку, оставшись голой, надела черный плащ, подвязала его широким поясом и подняла воротник. Шубку она отправила на пустую вешалку. Выбрала черный берет – таким он выглядел в темноте – и шарф, кажется, тоже черный, но в ярком свете, падавшем с улицы, он оказался с красным отливом. Остановилась у зеркала, оценивая себя. И только потом манекен направился к дверям. Несомненно, он – или она? – намеревался покинуть магазин.
И тут Люся выдала себя шорохом. Она уже приблизилась к коридору – ей осталось только шагнуть в темноту и быть таковой. Но не вышло! Манекен мгновенно обернулся в ее сторону, присмотрелся и двинулся на нее. К этому времени Люся уже сбросила сумку с плеча – она шестым чувством понимала, что сейчас ей придется бежать, и только это может спасти ей жизнь. Она повернулась и рванула куда глаза глядят.
– Стой! – услышала Люся металлический голос в спину.
Бывают случаи, когда человек не отдает себя отчета, куда он бежит и где прячется от опасности. Сколько раз человек взбирался на дерево не пойми каким образом, когда на него бросалась стая волков, и только потом обнаруживал себя в ветвях у самой верхушки, намертво вцепившимся в ствол…
Шаги – а манекен был на каблучках – все быстрее и четче стучали за ее спиной. Люся влетела в темную комнату с ворохом одежды, блестевшую швейными машинками, бросилась к шкафу и нырнула в тряпки. И сразу на пороге, судя по шагам, появился манекен. От ужаса и страха Люся превратилась в мышь. Только громко стучали зубы, девушка даже рот зажала, чтобы не было слышно этого стука. «Господи, клянусь, больше никогда и ничего не украду! – мысленно повторяла она. – Господи, спаси меня!..» И тут она услышала, как кто-то смертельно страшный подошел к шкафу, пытаясь услышать и угадать ее.
Створки шкафа уже медленно раздвигались – так кошка тихонько подбирается к мыши…
– Где ты, маленькая дрянь? – ледяным шепотом спросил манекен в двух шагах от нее. – И кто ты, маленькая дрянь? Просто воровка? Говори же, подай голос, мышка…
И вот тут, вот тут!.. Раздался звонок, но он где-то в коридоре, там, где Люся на бегу сбросила кожаную куртку. Она спрятала телефон в одном из карманов!
– Проклятие, эта тварь надула меня, – тем же шепотом, уже прямо над ней, сказал манекен и быстро рванул в коридор.
Телефон звонил и звонил. И тут послышался отдаленный удар в стекло – несомненно, это братья-воры вызывали ее, Люсю, сейчас едва живую от страха. Или уже неживую? Она бы и сама не ответила на этот вопрос. Потом телефон стих, зато раздался едва слышный перезвон колокольцев над входными дверями. Что это было?
Манекен уходил из магазина, как и хотел сделать вначале?
Закусив воротник второй куртки, Люся молилась, хоть и не знала ни одной молитвы. Не до того ей было, воришке, чтобы учить всякие ненужные премудрости. А вот бабушка-то, ох и строгая была старушка, настаивала, грозила наказаниями…
Кажется, на улице послышался крик – скорее вопль отчаяния, но Люся уже толком ничего не понимала. Она отключилась, оказавшись без сил, в первую очередь душевных. Все ушло в те минуты, когда ее преследовал манекен, открывал дверцы шкафа. Теперь она сама превратилась в бесчувственный кусок плоти, брошенную кем-то ненужную тряпку…
Сколько прошло времени, Люся не знала. Все эти часы – или мгновения, поди разбери! – она пребывала в беспамятстве, на пороге жизни и смерти. Какое уж тут время! Потом где-то за пределами шкафа послышались нервные голоса. Все слышалось, как через туман. Взорвались гневные причитания, затопали, завопили, заохали. В «ее» комнате раздались шаги, дверцы шкафа распахнулись. Долго ждали, и ждала в отупении Люся. Потом, как из пушки, кто-то громовым голосом крикнул: «Шевелится! Шевелится! Тут он, воришка!» – и с Люси сорвали покрывала.
И тогда, глядя на людей звериными глазами, она заорала бешено и страшно, словно ее бросили в огонь…
2
В ту памятную и трагическую ночь Инга вышла из такси у дома, где снимала квартиру, бросила подруге короткое: «Пока», – и двинулась к арке ворот. Марина ответила тем же скупым словцом и печально проводила ее взглядом, пока Инга не скрылась в арке.
«Вот бедняжка», – подумала Марина и, вздохнув, бросила шоферу:
– Теперь на Никитскую…
Через арку Инга шла осторожно, коротко озиралась. Во дворе все казалось чужим: очертания деревьев, лавок, водосточных труб, особенно садиков у подъездов. Тени от знакомых деревьев, которые она успела хорошо изучить за два года, казались в эту ночь враждебными, сами карагачи с узловатыми ветвями – лапами застывших драконов. Вот-вот оживут! Свет у подъездов – подозрительным. Лампочка у ее подъезда в круглом стеклянном плафоне тихонько потрескивала, свет нервно подрагивал, что сейчас было особенно неприятно. Воображение девушки разыгралось не на шутку. Чего ей только не казалось! Например, что в глубине двора, во тьме кромешной, где стояли два мусорных бака, прятались упыри, расползались по заборам, выискивали кого-то. Не ее ли?
Инга торопливо нажала на три кнопки, щелкнул замок. Она быстро оглянулась и вошла в подъезд. Закрыла со щелчком дверь и, застыв, прошептала:
– Господи, ну не чокнулась же я? Блин! Не спятила? Я же видела! Видела! Она смотрела на меня, эта тварь!
Инга поднялась на третий этаж, прислушиваясь к шорохам, отголоскам, нашла в сумочке ключ и вставила его в замочную скважину. Она снимала квартиру у старой женщины, которая из-за болезни переехала к сыну. Мать и отчим, жившие в областном городке, оплачивали Инге эту квартиру целый год, пока та не встала на ноги. Они были рады отделаться от своенравной дочки-падчерицы – она им попросту мешала, да и сама Инга была счастлива поскорее съехать от них.
Зайдя и подумав, девушка заперла дверь
